«Зло есть не что иное как добро, результаты которого проявятся позже».
Однако мы не забываем, с другой стороны, и о том, что благими намерениями дорога в ад выстлана.
Итак, во-первых. В основе наших взглядов лежат научные и эзотерические принципы и законы. И именно в том виде, в котором они встречаются на своем историческом пути развития от гармонии тождественности, через войну противоречий к дружбе, где они вновь становятся единым целым, согласуются между собой, взаимораскрывают и взаимодополняют друг друга. Как отмечал Вернадский, основа новой науки, «отдельные попытки и довольно удачные её построения уходят в глубь веков… современный научный аппарат почти целиком создан в последние три столетия, но в него попали обрывки из научных аппаратов прошлого».[1] И эзотерика и наука говорят об одних и тех же вещах, выделяют одни и те же компоненты человеческого, описывают одни и те же причины возникновения, факторы и тенденции развития. Но материализм не желает признавать наличие устремленности в каждом явлении, а идеалисты равноправие объективных факторов в духовных явлениях. Это спор между садовником и писателем, где садовник утверждает, что стол – это изуродованный кусок дерева, а писатель, что это приспособление для работы; спор между сытым и голодным, а точнее между жаждущим и утоленным о том, что стакан наполовину пуст или на половину полный. Мы же рассматриваем любой спор, как напрасную, неэффективную трату сил и средств, за исключением случаев, когда спор используют ради самого спора как, упражнение. В споре слишком легко цель достижения истины подменяется целью установления превосходства, победы.
Современная наука, к счастью, нашла в себе мужество повернуться лицом к мифологическому и философско-религиозному познанию. Местами откровенно признавая, что достижения мифа несравненно более значительны, чем научные и положили начало науке, в то время как рационалисты в основном изменяли её, причём не всегда в лучшую сторону.[2] Познание как целостный феномен нельзя сводить к какой-либо одной форме, хотя бы и такой важной как научное, которое не «покрывает» собой познание как таковое. Поэтому гносеология не может строить свои выводы, черпая материал для обобщения из одной только так называемой научной сферы и даже только из «высокоразвитого естествознания».[3] А Ф. Бекон на заре становления науки как целостного социокультурного феномена даже разделял науки на три вида:
а) история как описание фактов;
б) теоретические науки, или «философия» в широком смысле слова; и
в) искусство вообще.[4]
Недалеко от Бэкона в своём диалектико-идеалистическом