Симос будто снял камень с души у остальных. И то правда, все деревенские привязывают собак в одиночестве. Только однажды, когда появился тот иностранец, они побежали собирать своих сторожей по пустым полям: Райнер, если видел привязанную собаку, тут же ее освобождал, и козы заполонили даже главную площадь в деревне. Собаки для того и нужны, тут все были согласны, – чтобы пугать коз и не давать им зайти в поля. Никто в Кофине не держал собак в доме, да даже и во дворе. Райнер рассказал, что у него в городе собак пускают в дом, на кровать. Все посмеялись над такими странностями, но никто ничего не сказал чужаку, так как он им нравился. А вот между собой решили сделать цепи подлиннее и проведывать собак каждый день. Пока иностранец был с ними, все того соглашения держались, но, как уехал, оно подзабылось. Но уж на второй-то день никто собаку не оставлял голодать. Держали в уме, что надо позаботиться о живой душе. Однако во дворы их так и не пускали.
Маркос свирепо воззрился на Симоса: сказанным тот снова подпортил его триумф. Но он этого так не оставит.
– Говоришь, старуха не так уж и убивается по своей грязной собачонке? Так я пройду мимо вечером да и прикончу ее, – рявкнул он.
– А что бы тебе и не пойти? – пожал плечами Симос, зная, что Манис безмятежно пребывает под присмотром Виолеты. Однако надо бы предупредить ее, чтобы она не давала псу сбежать, потому что Маркос своего обещания не забудет.
Маленькое признание
От речки до площади обычным шагом будет с четверть часа ходьбы. Но дети не ходят, они бегают. Йоргос, Симос, Илиас, чуть позади – Вреттос. Он вечно отвлекался собрать цветов для матери, которую потерял в прошлом году. У него это вошло в привычку.
Кладбище было у въезда в деревню. Вреттос перепрыгнул через ограду, подбежал к маминой могиле, поцеловал ее фотографию и положил рядом цветы. Симос и Йоргос ждали его за забором, наблюдали, как Вреттос на бегу перепрыгивает могилы, чтобы добраться до маминой. Им было жаль его, но они не произносили ни слова. Да и Вреттос ни разу и слезники не проронил. Внезапно им стало холодно. Сырость стояла такая, что, казалось, до костей пробирало. Листья деревьев тут были вечно влажные, словно хранили слезы человеческие. Такое крошечное местечко, в двух шагах от деревни, а все же тут как будто стояла своя погода.
«В загробном мире тоже будет холодно», – подумал Симос, а потом вспомнил картинку с изображением Ада, которую ему показывал отец Манолис. Везде огонь.
Отец Манолис позвал его помочь с уборкой в церкви. Симос бесшумно вошел и увидел, как священник пересчитывает деньги в свечной лавке, а потом снова бросает в ящик. Отец Манолис обернулся в ярости и обрушился на Симоса с бранью за то, что тот как вор прокрадывается в церковь. Симос хотел было ответить, что тот сам же его и позвал и что в церкви, как говорил отец Григорис, нельзя шуметь, ведь здесь нас Господь поджидает.