И с одной стороны – уже не возражаю, что подруга вмешается, но с другой – дурацкая гордость: что я сама не справлюсь, что ли? А с третьей (вот сторон наплодилось, ужас, хихикнула своим мыслям), а с третьей стороны – я не выдержала и вспылила, чего отродясь за мной не водилось. То есть водилось, конечно, да не нравилось ни капельки, хоть и редко водилось: если обижали, если как-то задевали мои чувства – я, в основном, замыкалась в себе. Пряталась, словно улитка в раковину. И ни слова, ни эмоций тогда из меня уж не вытянуть. Тут же как назло вылетело, не поймаешь:
– Я не сохну! И не кисну. Но Антон всё равно – не плужок, а Донской – не курятник!
– Ладно, ладно, не закипай. Может, я ревную, – успокоительно улыбнулась Алинка и добавила: – Только и слышишь от тебя: Донской то, Донской сё, а у нас в Донском.
– Да брось ты! – она серьёзно, что ли? – Ревнует! Глупости какие, ревновать к Донскому!
– Не глупости. Значит, не киснешь? И не сохнешь?
– Нет.
– Прошла любовь, завяли помидоры?
– Что-то вроде того, – опрометчиво согласилась я.
Подруга тут же, прямо в секунду, расцвела. Практически уже руки тёрла в предвкушении устройства личной жизни:
– А что тогда скажешь про Уткина?
– Причем тут Уткин? – в изумлении уставилась я на подругу, не поспевая за ходом её мыслей.
– При том! – многозначительно подняла она указательный палец. – Ты, чё, правда не врубилась до сих пор? Он запал! На тебя, между прочим.
– ?!
Мы уставились друг на друга как два великих гипнотизёра. Я от удивления даже рассмеяться не могла, настолько нелепым мне показалось заявление Алинки. Похоже, началось: вперед, кривые ноги!
– Ой, только не надо делать такие глаза! – не поверила мне подружка.
О! Всё. Алина точно взялась за гуж и наполнилась решимостью устроить моё счастье, немедля! Куй железо пока горячо: уже и кандидат нарисовался на мою голову решительной подружкиной рукой!
– Если Уткин попросил у меня два раза семечек, то это – ничего ещё не значит.
– Ну, конечно! И, если учесть, что у меня, или у Лики, или у Ирки Яковлевой семечек в два раза больше было, да и сидели мы поближе, то это – совсем ничего не значит. Естебственно. А кто напостой на тебя таращится, кого не обсыпают пошлостями