Когда наконец чистый и свежий бомж был облачен в мою запасную одежду и усажен на кровать, моим единственным желанием оставалось поскорее избавиться от такого нудного прислужника сатаны. Кое как прибравшись в доме, я приготовил ужин, не доверяя это бомжу и усадил того за стол.
«Ешь, – приказал я ему, наблюдая, как тот послушно сгреб руками с тарелки приготовленную еду, и запихал ее в рот, игнорируя столовые приборы.
«Возьми вилку, – вздохнул я, с отвращением думая о том, что сейчас мне предстоит обучать бомжа пользоваться предметами быта»
Теперь, когда к моему подопытному вернулось человеческое обличие, я смог хорошенько рассмотреть его. На вид ему было лет тридцать пять, тридцать семь, он был в хорошей физической форме и производил впечатление здорового человека, хоть и чрезмерно худого, если бы не огромные синяки под глубоко запавшими глазами. Его невысокий рост и подтянутая фигура немного сбавляли года, а черты лица почему- то говорили о том, что в прошлом он занимался какой- то интеллектуальной деятельностью. Это все, что я мог понять про своего гостя. Теперь мне было неловко называть его бомжом, и я спросил наугад:
«У тебя есть имя? – вопрос прозвучал глупо. Наверняка оно есть, и возможно он вовсе и не бомж, но гость не обратил внимание на странность вопроса и до меня донеслось невнятное:
«Женя»
«Как ты оказался на побережье? – снова поинтересовался я, совсем забыв об особенностях гостя»
Дальнейшей беседы не получилось. Женя все так же бессмысленно смотрел перед собой, сжимая в пальцах вилку, но так ей и не воспользовавшись. Его тело стало чистым, однако его сознание продолжало плавать в созданном мной растворе, ожидая новых команд.
Чтобы скрыть неожиданно возникшую неловкость, я вышел на улицу и со всей силы пнул ногой гору тряпья, которую Женя называл своей одеждой. Потом взял газовую зажигалку и подпалил все это за валунами. Наблюдая за тлеющей кучей, я пытался придумать, как мне вернуть Жене способность самостоятельно мыслить, клятвенно обещая себе сжечь все свои записи тоже и никогда больше не заниматься подобной херней.
Когда я вернулся, мой подопытный оставался сидеть в том же положении, в каком я оставил его час назад. Еда на тарелке давно остыла, а Женя больше не делал никаких попыток поесть еще. Я попросил его положить вилку и доесть то, что осталось любыми удобными способами. Опять моя команда прозвучала слишком сложно.
«Доешь все! – рявкнул я, уже не скрывая раздражения. Только теперь оно было направлено не на несчастного бомжа, а на меня самого. Мне почти сорок, думал я, а я вдруг возомнил себя великим ученым! Настя была права, мне совсем не подходит этот образ, скорее я напоминаю зарвавшегося школьника, в период гормонального роста, когда тот пытается доказать миру свою неповторимость. Пока я занимался самобичеванием, Женя расправился со всей едой, лежащей на столе и снова замер