Поп рухнул на землю со стуком. Второй раз за пять минут. Толпа, обалдев уже окончательно, разделилась на двадцать с лишним отдельных лиц: кто-то оборачивался на Марию и ее дочку, кто-то продолжал пялиться на мужика, кто-то на попа, все переводили взгляды во все три стороны и друг на друга, но уже никто не голосил.
– Слушаем меня внимательно, граждане, – спокойно произнес мужчина. – Сейчас мы разделимся на две группы. Или нет, даже на три. Первая становится вот сюда. Это те, кто направлялся в сторону райвоенкомата или на городской сборный пункт на Загородном и остановился буквально на минуточку послушать. Вторая – вот сюда. Это пусть будут те, кто уже определился для себя, что выгоднее всего стать полицаем, потому что паек и форма. Сюда же те, кто в полицаи не годится по полу и возрасту, но готов предложить услуги оккупационной администрации: типа выписывать каллиграфическим почерком списки людей, которые не любили чеченцев и теперь подлежат за это расстрелу, ну, и так далее. Те дамочки, кто уже готовится орально ублажать охрану концлагерей с партизанами за тарелку баланды, тоже сюда, не задерживаемся!
Мужчина обвел людей ставшим железным взглядом: оцепеневшие женщины слушали его, не шевелясь и почти не дыша. Марии было весело: и она чувствовала, что дочке тоже. Это был как минимум подполковник, причем «старой школы». И настолько похожий интонациями на мужа, что это было даже удивительно. Почти наверняка летчик, хотя совершенно необязательно пилот самолета.
– И третья группа – кто будет сидеть в сторонке и молиться. И каждый раз, когда полицаи будут волочь партизан на Дворцовую площадь с уже подписанными табличками на груди, – вздыхать и креститься. Ну?
Не опуская взгляд, вслепую он коротко ткнул ногой, и лежащий человек качнулся. В этот раз он явно вырубился на более долгий срок, чем после ее первого удара.
После этого люди начали очень тихо расходиться в стороны, оглядываясь со страхом и каким-то недоумением на лицах. Остались Мария с дочерью, и одна женщина в серой куртке и с серым незаметным лицом. Дочка подбоченилась, на ее лице была улыбка, и Мария вдруг совершенно четко поняла, о чем именно та думает. О женском, о чем же еще. Надо же.
– Ну? – спросил мужчина.
– Я бывшая медсестра, – негромко сказала женщина. – Даже старшая медсестра. Но я лет десять уже в торговле, действующего сертификата нет. Куда мне?
Мужчина запнулся, но буквально на секунду.
– Я понятия не имею, – честно сказал он, – но отдел кадров ВМА[1] – это наверняка хороший выбор. Они сейчас главными будут, повезло городу.
Мария горько покачала головой: знаменитую военно-медицинскую академию закрывали уже несколько лет, с шумом и скандалом, изо всех сил. И наверняка это было звеном все того же самого плана, той же идеи, которая вылилась сейчас во все это. На что тут можно надеяться, на какое чудо?
Она поглядела на едва приоткрывшего глаза священника, с недоумением ощупывающего свое лицо рукой, и снова подняла