Ибо он был уже не тот, что раньше. Многое, очень многое изменилось с тех пор, как мечты взяли над ним верх.
Лед невинности вместе с незыблемостью векового уклада крестьянской жизни и предрешенной судьбы дали глубокую трещину. Если внимательно прислушаться, можно было уловить глухое эхо скрежета ее расходящихся швов на поверхности исторического полотна.
Оно продолжало гулко пульсировать в ушах Умма, который в составе группы сборов под барабанящим градом впечатлений уже подъезжал на иссиня-черной лоснящейся кобыле к величественному своду трех обвивающих друг друга горных вершин. Перед слезящимися от морского ветра глазами распахнулся вид на грозное укрепление из графитового камня с тонущей в облаках зубчатой верхушкой. Казалось, она насмешливо скалится на приближающиеся ряды будущих молодых стражников, щерясь своими черными выступами с наростами морской соли и ползучего мха.
Однако все это не попало в фокус «взгляда молодости». Все мысли меркли перед той, которая перешагнула порог фантазий и сновидений Умма, найдя свое воплощение в реальном мире: «Я на Перстне…»
«Я на Перстне!»
Глава 2 Собирайтесь, собирайтесь…
Командующий королевской стражей Рубб вечером того же дня, за час до начала совета, отправился в замок-гору, чтобы, пройдясь по его залам, лестницам и коридорам, убедиться, что отличившиеся утром Умм и Дримгур находятся на постах.
Обычная рутинная обязанность – ничего более. Разыскать двух болтливых караульных да сообщить им о предстоящем взыскании за неуставное поведение. Или не сообщить и повременить с этим до вечера, чтоб не расслаблялись. Большой разницы, в общем-то, нет. Он, Рубб, уже неоднократно поступал с подчиненными обоими способами, но так и не определился, которому отдать предпочтение. В конце концов, это всего лишь очередной отрезок изъезженной вдоль и поперек дороги службы, которой, увы, ничем уже не удивить командующего. Он, признаться, на этот раз даже обнаружил в себе отголоски смирения с тем, что Святилище с недавних пор перехватило у него обязанность вершить суд над нарушителями военной дисциплины.
«Что так, что сяк – закончится все прижиганием плеча, которым эти мальчишки еще и гордиться станут, – бесстрастно рассуждал про себя Рубб. – Ну, это так, по молодости, по незрелости своей, разумеется. Пока не раскумекают, что за этими ожогами ничего-то и нет, что они там себе воображают. Одна кромешная пустота».
А уж о пустоте во всяческих ее проявлениях командующий знал не понаслышке. Подступала она к нему медленно, но неотвратимо.
Отец Рубба незадолго до смерти передал ему, вместе с тяжким грузом ответственности за всю их многочисленную семью, золотисто-красную эмблему командующего личной охраной монаршей династии. Рубб принял ее, торжественно склонив голову перед тогда еще молодым королем Каффом, на Ладони напротив замка-горы. Гордость переполняла нового начальника королевской