* * *
В один из дней я расположился на ночлег у самой воды, облюбовав бугорок, округ которого лесная чаща обрывалась прямо в Волгу. На то, чтобы выйти из леса и заночевать в поле со спасительными стожками, уже не было ни сил, ни света.
Бугорок своей причудливой формой напоминал полуостров Крым. Где-то «в районе Симферополя» я развёл костёр и стал кашеварить. Стемнело. Непривычный холод скользнул по позвоночнику и заставил оглянуться. Меня поразила абсолютная тишина. Смолкло всё! Я слышал только собственное дыхание и гулкое потрескивание разгорающегося хвороста. Театральность происходящего озадачила меня. Я поглядел на часы. Они болтались на запястье, напоминая далекие правила жизни, к которым придётся когда-то вернуться. На часах было без двух минут полночь.
Ровно через две минуты лес проснулся. Да как проснулся! Зашуршало и тронулось с места в едином порыве бесчисленное множество живых организмов. Я наблюдал эту полуночную вакханалию, немного струхнув от мысли, что, быть может, присутствую на собственной тризне. Повинуясь инстинкту, я стал шуметь и подбрасывать сухие ветки в костёр, стараясь не смотреть по сторонам. Когда костёр разгорелся до пугающей величины, мне пришло в голову писать письмо домой, чтобы хоть как-то скоротать время до рассвета…
* * *
Мы исследуем Марианские впадины, заглядываем в звёздные дыры и в то же время редко совершаем случайные открытия на расстоянии вытянутой руки. Разглядывая ветхий имидж Адама, мы настраиваем приборы на бесконечность и попадаем в ловушку псевдознаний. Тех знаний, у которых нет с нами никаких связей, кроме нашего воображения о них. Мы пытаемся в духовных и физических исследованиях добраться до самого Бога. Но так как расстояние до Бога равно нулю (случай редкий), или бесконечности, нам приходится описывать Его всегда воображаемо, и часто исходя из прикладных необходимостей. Если бы мы действительно мечтали познать устройство Вселенной, то трепетно примечали признаки Божьего бытия в малом, порою едва заметном. Так великий мудрец двадцатого века о. Павел Флоренский говорил: «Я выискиваю места, где жёсткая скорлупа дольнего мира, треснув, даёт сбой. И через эти малые трещины наблюдаю Бога».
Дни напролёт я шёл нелёгкой дорогой по правобережной волжской тайге, пересечённой оврагами и бесчисленными буераками. Шёл, разбрасывая при дороге накопленные за годы городской жизни никчемные «светские сбережения». Мысли мои становились просты, настроение – ровно и спокойно.
Через две недели пути я вошёл в знаменитый левитановский Плёс, пожалуй, самое красивое из известных мне мест на правом берегу