Манящий, словно святой елей…
Мятущийся разум в ночи сковав,
Касается память души моей.
И светят глаза удалённых звёзд
Огнём неведомого пути,
И прочная лествица – Млечный мост
Зовёт навеки покой обрести.
Но утро приходит под гомон птиц,
Сдувая с век наважденье сна,
Даря мне одну из своих страниц
От первого лучика – дотемна.
О молитве
Живу в стихе, стихом живу
Им философствую и грежу
Я им во сне и наяву,
И людям доверяю реже,
Чем строчкам. Рифмы мне сродни
Своею простотой и ладом,
Мы с ними и в толпе одни,
И в отдаленье – с Богом рядом.
С утра молитву пропою —
Христовой рифмы откровенье,
Что смыслом полнит жизнь мою
И в золотом своём сеченье
Имеет лишь любовь и свет,
Что мне даны, как дар бесценный,
Чему сравнений в мире нет,
И Духом, что вовек нетленный,
Наполнит сердце мне она,
И день зачнёт в округе ясный,
Глаза наполнив после сна
Любовью вечной и прекрасной!
Харагма
В Откровении от Иоанна Богослова в 13, 14, 16 главах есть слово «начертание», оно же – «метка зверя», что на греческом звучит как «харагма». Если вы проверите это слово через словарь, – перевод с древнегреческого на русский язык, то увидите, что у слова «харагма» есть еще и синонимы в переводе – «укол», «укус змеи».
«Укус змеи» по-гречески – «харагма»,
«Отметка зверя», попросту «укол».
От вируса страдает диафрагма,
Поскольку вирус тот «по-волчьи зол».
Трепещут от предчувствия народы,
Напуганные тысячей смертей,
Приписывая вирусу невзгоды
Великолепной глупости своей.
Едят отраву, пьют отраву тоже
И думают, что жив иммунитет…
Но те, кто в высший эшелон не вхожи,
Тому еды с питьём нормальных нет.
Всё нарастает, двигаясь по кругу,
Одни умнеют, а другие мрут
От недопонимания, с испугу,
Не выпутавшись из холуйских пут.
К кому взывать, когда мозги из ваты?
Уж наказала долго жить страна,
Отчалили все те, кто стал богатым,
Над остальными шутит сатана.
Осталось получить клеймо с уколом
На той же остановке, на пеньке…
Где нет больниц, где в прошлом суд и школа,
Там кладбище, увы, невдалеке.
Харагма, яд, запущенный под кожу
Тупого поголовья в свой черёд…
Вся нация, нелёгкий путь итожа,
Сто лет подряд к забвению бредёт.
И глупости нет ни конца, ни края,
Она, как факел, в трепетной груди
Того, кто будет, даже умирая,
Своих убийц в герои возводить!
На поэтической кухне
Тень деда-Щукаря