Но, несмотря на всю подготовку, настроениями людей овладела обречённость. Эсхатология ядерного века в некоторой степени превзошла религиозную. Религиозные мифы о конце света оставляли шанс на возрождение и новую жизнь. Ядерное оружие такой шанс пресекало на корню. Наука, литература и кино обещали полное, гарантированное уничтожение не только человечества, но и всего живого. А если и останется кто, то исключительно в виде жутких мутантов
Кстати о литературе. На взгляд автора, очень точно передаёт психологический настрой людей той эпохи рассказ Рода Серлинга17 «Убежище». По радио сообщают о неопознанных объектах (оказавшихся в итоге спутниками), летящих через северный полюс. В одном маленьком американском городке начинается паника, а противорадиационное убежище построил всего один человек: «Боль, подумал доктор. Неописуемая боль. Он помнил, как читал про Хиросиму. Случаи ожогов. Отравление радиационными осадками. Рубцы, агония тела, вызывающая долгий стон над умирающим городом. Он вспомнил утверждения японских врачей, что это ни с чем нельзя сравнить. Это было слишком внезапно, слишком неожиданно, агония по массовой шкале. Эта нависшая над ними беда накрыла все улицы, города и штаты; миллионы и миллионы людей были обречены; убийство готовилось в масштабе, по сравнению с которым взрыв в Хиросиме – ничто.
И каждый стоял так со своими сокровенными мыслями, в то время как голос диктора, дрожащий от едва уловимого напряжения, продолжал снова и снова повторять заученным и бесстрастным голосом – хорошо отрепетированный обряд современного Пола Ревира. Неважно, приземлятся две ракеты на море или одна – на земле, противоположный берег был далеко. Они все были обречены. Выхода не было.
Не было и защиты. Смерть летела к ним через снега Аляски, и все, что можно было сделать, это лишь объявить о ее приближении…
…Те разрушения, которые я имею в виду, это отброшенные нами частицы нас самих. Внешний лоск – внешний лоск, который мы сорвали с себя собственными руками. Ненависть, о существовании которой мы и не подозревали, вырвалась наружу. Но, боже мой, как быстро она вырвалась! И как быстро мы стали животными! Все мы!
Он показал на себя.
– Я тоже. Может быть, я был хуже всех в этой компании. Не знаю.
Он помедлил с минуту и огляделся,
– Не думаю, что все будет по-старому. По крайней мере, не в этой жизни. И если, прости меня бог, бомба упадет, мы помиримся до того, как начнем страдать. Я надеюсь, что, если бомба должна убивать, калечить и рушить, жертвами будут человеческие существа, а не настоящие дикие звери, готовые разорвать соседей, если им в награду обещана жизнь».
У целого поколения, грубо говоря, поехала крыша. Каждый день мог стать последним. Молодёжь бунтовала. Рок-н-ролл, наркотики, хиппи. Конца света ждали и раньше, но впервые от абстракции он так близко подошёл к границе