«Они умрут… Все, кого ты любишь, все, кого ты как будто можешь защитить. Они все равно умрут. Ты ничего не можешь с этим поделать».
«Я могу снять боль…»
Каладин заставил себя открыть глаза. Сил стояла перед ним, одетая в свое обычное платье – струящееся, девичье, перетекавшее в туман на уровне ее коленей. Она казалась меньше, чем обычно.
– Я не знаю, что делать, – тихо сказала она, – чтобы помочь тебе.
Он опустил взгляд.
– Тьма в тебе иногда больше, иногда меньше, – продолжила она. – Но в последнее время… она переросла во что-то иное. Ты выглядишь таким усталым.
– Мне просто нужно хорошенько отдохнуть. По-твоему, мне сейчас худо? Ты бы видела меня после того, как Хэв заставил меня идти ускоренным маршем через… через…
Он отвернулся. Лгать самому себе – это одно. Лгать Сил было труднее.
– Моаш что-то сделал со мной. Ввел меня в какой-то транс.
– Я так не думаю, Каладин, – прошептала она. – Как он узнал про Ущелье Чести? О том, что ты там чуть не натворил?
– Я ему много чего рассказывал, еще в лучшие времена. В армии Далинара, до Уритиру. До…
Почему он не мог вспомнить те времена, славные времена? Посиделки у костра с настоящими друзьями?
Включая человека, который только что пытался уговорить его покончить с собой.
– Каладин, – сказала Сил, – дела идут все хуже. Эта… отрешенность у тебя на лице, эта усталость. Это происходит всякий раз, когда у тебя кончается буресвет. Как будто… ты можешь продолжать действовать, только пока он внутри тебя.
Каладин крепко зажмурился.
– Ты цепенеешь всякий раз, когда слышишь о потерях среди ветробегунов.
Узнавая о гибели своих солдат, он всегда представлял себе, как снова наводит мосты. Он слышал крики, ощущал стрелы в воздухе…
– Пожалуйста, – прошептала она. – Скажи мне, что делать. Я не могу понять этого в тебе. Я так отчаянно старалась. Я ничуточки не смыслю в том, что ты чувствуешь и почему ты это чувствуешь.
– Если ты когда-нибудь в этом разберешься, объясни мне, ладно?
Почему он не мог просто отмахнуться от того, что сказал Моаш? Почему не мог расправить плечи? Шагать навстречу солнцу, как герой, каким все его изображали?
Он открыл глаза и сделал глоток бульона, однако тот уже остыл. Но он все равно заставил себя проглотить. Солдату непозволительно быть разборчивым в еде.
Вскоре от толпы ветробегунов отделилась некая фигура и неторопливо направилась к нему. Униформа Тефта сидела аккуратно, борода была подстрижена, но теперь, когда он больше не светился, он казался старым камнем. Этаким замшелым камнем, какой можно найти у подножия холма – исхлестанным дождем и ветром; таким, на который смотришь и гадаешь, что он повидал за свою долгую жизнь.
Тефт явно вознамерился присесть рядом с Каладином.
– Не хочу разговаривать, – резко заявил тот. – Я в порядке. Тебе не надо…
– Ох, да заткнись ты, Кэл! – Тефт вздохнул, усаживаясь. Ему было чуть за