Рабыня своих извращенных фантазий? Или императрица порока, освободительница потаенных и постыдных желаний других? Мессалина, играя на самых низменных инстинктах мужчин, уверенно шла к своей «высокой» цели, обернувшейся для нее падением и страшным финалом. Она задумала избавиться от надоевшего мужа и посадить на его место любовника, но сама угодила в ловушку, как глупая гусыня, возомнившая себя жар-птицей, уверенная в своем женском всесилии.
Увы, она не одна такая бестия – женщина с невинным ангельским личиком и душой… быть может, очень несчастной и одинокой. Подобный психологический тип весьма живуч, он встречается и в наши дни. Другое дело ее судьба – следствие порока, питательной средой для которого стали неограниченные возможности власти. Несомненно, Мессалина преуспела на греховном поприще, а вот удалось ли ей на самом деле превзойти в этом «спорте» всех и вся – это еще вопрос. Неужели та, что заняла ее место, разделив ложе с Клавдием в качестве четвертой жены, – Агриппина, мать Нерона, – оказалась нравственнее и добрее? Верится с трудом. Крови невинных она пролила значительно больше, чем ее предшественница. Мессалина же наверняка была неукротима лишь в одном: в жажде полной, безграничной власти. А добивалась желаемого безрассудно, безоглядно: вот и нажила столь влиятельных недоброжелателей, стараниями которых попросту обречена была оставить о себе дурную славу на века.
Ей удалось стяжать больше ненависти, чем любви и сострадания, и это закономерно. Мессалина ушла из жизни в историю, когда ей было только двадцать три года (по другой версии – около тридцати).
Мессалина. Художник П.-С. Крейер
Мутные воды Тибра
Прогулочная галера императрицы скользила вниз по Тибру, разрезая утренний серебристый туман. Изогнутый нос судна венчал золотой римский орел, и когда гребцы налегали на весла, он, казалось, взлетал, вырвавшись на миг из мутноватой дымки. Мессалина лежала под пурпурным навесом на возвышении из множества парчовых подушек и, повернув голову, наблюдала за слаженным движением мускулистых тел рабов. Весла были вставлены в отверстия – раскрытые пасти позолоченных львов, и когда они приходили в движение, раздавался звук, напоминавший ей урчание голодных хищников. Однообразие форм – от орнаментов отделки галеры до бронзовых мужских спин, монотонность ритмов и звуков – погружало ее в скуку. Больше всего на свете божественная императрица ненавидела именно скуку. Другое дело – сама река. Она разнообразна и многолика. Начинается с маленького, едва заметного ручейка, чистого, освежающего, но постепенно он набирает силу и превращается в ревущий между двумя берегами поток,