Стала меня Елизавета Петровна привечать – здоровалась со мной по имени, на праздники гостинчики присылала. К делу меня приставила – начал я помогать кузнецу, который работал на Смольном дворе – там жила царевна в Девичьем дворце, который велел для нее построить отец Елизаветы Петровны – царь Петр Алексеевич.
Кузнечное ремесло мне нравилась. Силушкой меня Господь не обидел, да и, махая тяжелым молотом, не раз вспоминал я кузнеца Илмаринена, выковавшего волшебную мельницу Сампо. О нем рассказывала мне бабушка Настасья.
– Учись полезному делу, Кузьма, – не раз говаривал мне мой наставник, дядька Игнат. – Руки твои умелые всегда тебя прокормят.
И действительно, наука его мне потом не раз пригодилась.
Да, так вот, как-то раз, на Ивана Купалу, когда девки и парни песни вместе поют, хороводы водят и через костер прыгают, царевна взяла меня за руку и потащила на речку.
Эх, молодой я был, да и она была еще не старая, чуть больше двадцати ей было. А красивая какая! Высокая – два аршина и восемь вершков[28], глаза голубые – шалые, волосы золотые, по плечам распущены, как у русалки. Нос, правда, курносый, только у наших карельских девок, считай, через одну такие же носы. Кожа же у царевны была белая, как снег, и бархатная, мягкая. Откуда я это знаю?
А вот знаю… Потому что от смеха ее серебряного, дыхания жаркого, запаха волос ее шелковых я словно с ума сошел. Словом, забыл я, что она дочь царская, а я мужик простой. И произошло у нас то, что между молодыми парнями и девками порой бывает.
Ох, как мы с ней любились тогда. Душа у меня на небо улетала, а от восторга грудь сжимало. А Лизонька обнимала меня руками своими горячими, да нежно в ухо шептала, целовала меня сладко… Так мы с ней до утра под тем кустом и пролежали, все любились и миловались.
Сейчас же я лежу один под другим кустом и жду, когда смерть моя за мной придет. Нет, видно, не видать мне больше родной сторонушки. А так хочется хотя бы раз ее увидеть…
Любовь же наша с царевной закончилась быстро. Нет, ни я ее не разлюбил, ни она меня. Просто нашлись соглядатаи подлые, которые прознали о наших с ней прогулках вдвоем в роще и донесли о них царице Анне Иоанновне. Правда, та не стала ссылать меня на край земли, как Лешку Шубина. Просто однажды пришел человек из царского дворца и объявил Елизавете Петровне, что, дескать, негоже, что такой крепкий парень у нее в холопах отсиживается, тогда как государево войско с супостатом воевать собирается. И забрили меня рекрутом на службу. Так стал я моряком.
Точнее, не простым моряком, а корабельным кузнецом и плотником. На кораблях военных люди такие всегда в большом уважении были, даже офицеры с ними советовались, как корабль поправить, что можно сделать, чтобы он целым и невредимым до родной гавани дошел. Кузнечное дело к тому времени я уже знал хорошо, ну, а плотницким делом мы, новгородские, почитай,