– Ясно. Но против твоих четырёх аргументов, есть один, который переплюнет их все: здесь находится «Иерусалим», как ты говорил, а там живут евреи. А этот народ, уж поверь мне, сужу по своему боссу, такое может исполнить, что ни в одной книжке не прочтёшь, и ни в одном кошмарном сне не приснится.
– Ну, не знаю. В подземелье каждый об этом задумывался. И за сорок лет так ничего и не придумал, – подытожил Иван.
Мы вышли из гаража и направились в клуб. На станцию заехал ещё один «трамволёт», но уже грузовой. Спереди была небольшая кабина, за ней шла короткая цистерна со сжатым воздухом, а дальше открытая платформа с пустыми деревянными катушками из-под кабеля. Он также подъехал к шахте под разгрузку.
Клуб ничем не отличался от обыкновенного земного: зал с креслами, сцена с роялем, экранное полотно. Как сказал Ванька, можно хоть сейчас попросить, и тебе прокрутят любой фильм, естественно имеющийся в кинотеке. Вход в него был свободен круглые сутки.
Вообще, городок, показавшийся поначалу большим, вдруг стал совсем маленьким в моих глазах. До каждого здания, можно добраться за минуту пешком. Везде в помещениях на станции существовали туалеты, а в цехах – душ. Водоотвод и канализация производились через трубы прямо на «железный лёд» где-то за метров сто от стен. Что бы создать искусственное время суток, на ночь везде гасили свет, оставляя только дежурный. Спали, кто, где хотел; в каждой тумбочке лежал комплект чистого белья. А когда уезжали на работу, дневальные бани наводили полную уборку. Все личные вещи, которые у каждого умещались в одной сумке, находились в каптёрке.
Нас в секции к вечеру так и осталось четверо. Мы с Иваном сдружились. Болтали допоздна. Посидели во дворе на лавочке. Я с ужина прихватил себе две бутылки пива; шахматисты угостили воблой. После изолятора и пересыльных тюрем, станция «Ленсталь» показалась мне раем, хотя и находилась территориально в аду. «На оставшееся время жизни это теперь – моя родина. Ну что ж, пока не плохо», – подумал я, засыпая.
Глава 14.
На следующий день после обеда, меня, вызвали по громкой связи к начальнику станции. Его кабинет находился на первом этаже «Иерусалима».
– Здравствуйте, – поприветствовал я, пройдя в открытую дверь.
Он мельком поднял на меня глаза, отрываясь от какого-то письма, и жестом руки пригласил сесть на стул.
«Максимыч» олицетворял собой яркий пример моих партийных боссов на свободе. Первое, что бросалось в глаза – это классическая обстановка кабинетов всех начальников высшего состава. Стол вмещал на себе три телефона с гербом СССР на дисках, подставку с ручками и блокнотом для ежедневных записей, настольную лампу, стопку книг справа и несколько папок с делами слева. Стулья, обитые кожей и отделанные по краям мебельными гвоздями, стены с потайными шкафами, – всё это было сделано из красного дерева. Два портрета Ленина и Сталина висели над креслом начальника