Кроме того, во-вторых, не известно ни единого случая, когда бы конспиративное имя подпольщика, на которое он имел фальшивые документы в период оккупации, сохранялось бы за ним и после освобождения Минска, чтобы под этим фальшивым именем он получил бы свою долю почестей и наград, либо был бы репрессирован: любой из таких вариантов категорически невозможно представить. (И Исай Казинец (пришел в Минск с паспортом Юрыгина, позже ему «сделали» документы на имя татарина Мустафы Деликурды-оглы), и Иван Ковалев (Стрельский, Невский), и Иван Кабушкин (Назаров), и Алексей Котиков (Жаров) остались известными в истории минского патриотического подполья под настоящими фамилиями, а их конспиративные имена сегодня знают по большей части только историки). Наш герой и в собеседованиях в БШПД, и в документах органов НКВД/КГБ и военной прокуратуры о его аресте, осуждении, освобождении и реабилитации, других документах (например, в прошении о снятии судимости, отправленном Ворошилову из Магадана) фигурирует исключительно как Николай Михайлович Никитин15, что, ввиду сказанного, вполне подтверждает названные его дочерью Галиной время и обстоятельства смены фамилии в московском детдоме.
И, наконец, в-третьих. В апреле 1948 года из Магаданского лагеря в Минск он отправил письмо жене, которую лишь незадолго до того сумел разыскать. Они не знали о судьбе друг друга с июня 1941, после выхода в советский тыл он пытался найти ее, перед арестом даже давал объявление по радио, но безрезультатно. Он подписал это письмо коротко: твой Коля16, что также вполне свидетельствует о том, что супруга знала его с довоенных пор как Николая Никитина.
***
Как пишет Галина Никитина, в детском доме он прожил до 1922 года, а потом заботившиеся о судьбе беспризорных детей чекисты определили его в состав музыкальной команды в качестве воспитанника 37-го кавалерийского полка17.
Сам Никитин уточнял, что в детдоме он находился несколько дольше, в музыкальную команду попал только в 1924-м году, а кавалерийский полк, при котором она существовала, входил в состав расквартированной в Москве дивизии особого назначения. В 1926 году, после того как эта команда воспитанников была расформирована, он отучился в ФЗУ (фабрично-заводское училище), по окончании которого его направили рабочим (специальность – слесарь)