В-третьих, в крышке у чайника была полупрозрачная пластмассовая вставка-пимпочка жёлто-коричневого цвета. И когда вода, наконец, закипала, она начинала булькать внутри этой шишки, сигнализируя: всё, выключайте. Это казалось немножко магией, что вода сама тебя предупреждала, зная, когда ей уже хватит кипеть. И ты выдергивал штепсель из розетки с толикой благоговения… Крышка же входила в корпус очень плотно, детскими руками ее открыть не получалось, и невозможность заглянуть в утробу создавала дополнительный элемент тайны.
Пойду, пожалуй, чаю попью… С бергамотом вместо магии…
***
Не знаю, как у вас, а у нас в детстве в Сибири бананов не было. Точнее, за всё время мама приносила домой небольшие связки непонятных зелёных загибулин раза три.
Сказать, что они были неспелыми – не сказать ничего. Они были твёрдыми, как столешница. Мама прятала их в платяной шкаф, чтобы они «дозрели», а мы время от времени пытались отломить хвостик, надорвать толстую шкуру и даже надкусить. Бананы противно вязали рот, и мы не могли понять, в чем их прелесть.
Потом, когда кожица темнела, обнаруживалось, что под ней прячется сладкая крахмальная масса. Мы съедали её всю, а потом ещё выгрызали зубами шкурку до полупрозрачности.
Впрочем, с мандариновой кожурой мы поступали так же. Цитрусовые у нас появлялись на Новый год. Апельсины в красных плетёных сетках с наклейкой-ромбиком на боку. На лейбочке было написано «Maroc» и я удивлялся, что они не знают, как правильно зовут нашего Деда Мороза.
А ещё был непонятный фрукт ананас. Мама очень радовалась, когда его удавалось достать. Папа, как умел, его чистил, и выяснялось, что плод ароматный, сладкий, но волокнистый, застревающий в зубах, с твёрдыми картонными вкраплениями шкурки. На третьем кусочке он разъедал язык, губы и, по-моему, даже щёки, и я решил, что малина будет поинтереснее…
***
Я не помню, где это было. Мы вернулись с рыбалки, где папа только что научил меня насаживать червя на крючок. Процесс я усвоил легко. Никакой брезгливости. Ну червяк, ну извивается, так для дела же!
Но вот снимать розовое тельце с крючка, когда его не съели, мне не понравилось. Как бы и червя убил, и пользы это не принесло. И сам он уже не розовый, а какой-то серый и немножко дохлый. Противно и неприятно.
Водоем, где мы рыбачили, был совсем рядом с избой, поэтому, когда нас позвали на обед, я выдернул из воды поплавок, взял пакет со своим смешным уловом, дочапал до хаты и прислонил удилище к стене, малодушно «позабыв» стянуть полуживого червя с металлической закорючки. Мне он был уже не интересен. А вот бегающей по двору курице – вполне.
Я