Комутан медленно опустил взгляд вниз, открыл рот и молча его закрыл, сглотнув слюну. Рука Сафы-икбал не дрожала. Дели и не подозревала, что мать носит с собой оружие…
– Я не лишила тебя мужского достоинства лишь из уважения к роду моего мужа. – проговорила Сафа, и порыв ветра взметнул вокруг неё цветные шелка одежды. – Мохсен-Адиль слишком благороден и слишком высоко ценит родню, чтобы допустить мысль, что ты способен на такую гнусность. Я ничего ему не скажу; но берегись – если только я узнаю, что ты плетёшь с имамом какие-то шашни против него, то клянусь – пощады не жди!
Мать опустила кинжал, и Гири-Сейкал поспешно отступил назад. Дикая злоба исказила его лицо и пальцы сжали рукоять ятагана, но сзади послышался смех и несколько молодых наложниц вошли на аллею. Гири-Сейкал по-волчьи оскалился и, крутнувшись на каблуках, зашагал прочь.
Глава 2
Дели так и не решилась поговорить с матерью о странном разговоре в саду. Впрочем, немаловажной причиной стал и недостаток времени. Обременённая множеством забот в огромном дворцовом хозяйстве госпожа Сафа-икбал уделяла дочери значительно меньше внимания, чем хотелось бы им обеим. Что касается отца, то его девочка часто совсем не видела неделями, а то и месяцами…
Как раз сейчас Мохсен-Адиль вновь отсутствовал в столице, отправившись на восток султаната. Там добывали жирный чёрный камень – графит, который кузнецы использовали для изготовления острых и гибких клинков, славящихся своей узорчатой красотой далеко за пределами Гараханча.
Прошло несколько дней. Ничего примечательного не происходило, но Дели постоянно ощущала угрозу, буквально пропитавшую воздух дворца. И сегодня тревога достигла апогея. Дели отчаянно страдала, не будучи в силах объяснить кому-либо владеющие ею чувства, и заработала кучу замечаний и упрёков на занятиях по письму, этикету и танцам. День близился к концу; перед ужином детям дали немного свободного времени, причём разрешили поиграть вместе и девочкам, и мальчикам. Затеяли прятки. Случилось так, что Дели пряталась вместе с Камаем, серьёзным, большеглазым мальчиком девяти лет. Он был сыном рядовой наложницы; врождённым женским чутьём девочка чувствовала, что она ему нравится. Впрочем, ей он тоже нравился, но, разумеется, Дели скорее откусила бы себе язык, чем призналась в чём-то подобном.
Солнце уже опустилось за деревья, и в саду быстро сгущались тени. Дети убежали в один из самых отдалённых уголков сада и затаились среди папоротников. Тогда и услышали голоса.
Дели, не раздумывая, поползла на четвереньках, стараясь не тревожить опахала листьев, Камай вынужден был последовать за ней. Вскоре девочка достигла ажурного сплетения золочёных прутиков ограды, разделяющей сады. Камай, переводя дыхание, остановился