Данька не видел его взгляд, он вытирал рукавом брызнувшие из глаз слезы. Он все еще смеялся, до изнеможения, до бессилия, так, что пришлось прислониться к кирпичной стене.
2
А на завтра выпал снег. Он сыпал и сыпал с неба, медленно и осторожно ложился на землю, дома, деревья, и запутывался в мягких Данькиных волосах, когда тот шел в школу, а потом возвращался домой. Снег был крупен и пушист. Он беззвучно и почти неощутимо опускался на ладонь и таял на глазах, превращаясь в чистую, прозрачную каплю. Люди думали, он и на земле так же легко и быстро растает, но на следующий день грянули непривычные морозы, и снег мертво застыл, сковав все вокруг своими хрупкими, белыми оковами.
– Оболтус! Навязался на мою голову, – проворчала тетя Валя. – Сделал бы доброе дело – сходил за хлебом. Заодно и себе купишь.
Данька не обиделся, не возмутился, а сразу согласился.
– Хоть бы шапку надел! – крикнула вдогонку соседка.
Данька только хмыкнул.
А когда, вернувшись, вошел в квартиру, увидел, как из-под двери в комнату пробивается узкая, яркая полоска электрического света.
«Забыл выключить, – подумал Данька. – Вот чучело». Он оставил пакет с хлебом под вешалкой, не глядя, проскочил в комнату, протянул руку к выключателю и… замер.
– Ну, наконец-то! – воскликнул Лысый. – А мы уж заждались.
Данька внутренне съежился, изо всех сил стараясь выдержать насмешливый взгляд холодных глаз, нет, вовсе не Лысого, а его здорового приятеля. Тот, растянув тонкие губы, приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать, но так и не сказал, промолчал, лишь чуть заметно улыбнулся.
Данька попятился и неожиданно уперся спиной во что-то, легко качнувшееся от его толчка, а потом услышал позади ехидный смешок.
– Куда же ты?
Еще один. Высокий, длиннорукий, наверное, где-то прятавшийся раньше, а сейчас преградивший дорогу к отступлению.
И Данька испугался. Нет, совсем не тому, что их было трое, что они были сильнее. Весь ужас заключался в том, что они проникли сюда, в его квартиру, своим присутствием испоганили его родной дом. Дом, который принадлежал лишь Даньке и его родителям, их маленькое царство, их скромную крепость, их мир, в который никому не разрешалось вступать, особенно так, как сделали эти трое, нагло развалившиеся на родительском диване, бросившие под ноги мамину любимую плюшевую подушку. Если они пришли сюда, значит, они будут не просто его бить, значит, они задумали еще что-то более страшное.
– Что, Кабан? – обратился Лысый к своему здоровому дружку, – Хозяин пришел – пора начинать, – и хихикнул.
– Да он, я вижу, вовсе нам и не рад, – разочарованно протянул Кабан.
– Отчего же! – выдавил из себя Данька. – Давно хотел узнать, как твои штаны, – он даже сумел усмехнуться, пусть не так уверенно и надменно, как хотелось бы.
– Какие еще штаны? – удивленно раздалось за спиной, и Данька обернулся.
– А ты не знаешь? – почти радостно крикнул он и невинно спросил: – Я расскажу, ладно?
У Лысого