По ранжиру живут и именитые люди. Ежели ты тайный советник или генерал, можешь не замечать мелкого служащего. И не придет такому человеку в голову выдавать свою дочь за мелкопоместного дворянина. Но это лишь на первый взгляд советника, а не его дочери… Сколько бывало в столице безранжирных любовных историй! К авантюрам располагал сам туманно-призрачный Петербург. Он словно создан для подобных действий: приливы, набегающие с моря валы, затопляющие набережные и дома. Или светлые, белые ночи, когда одни жаждут любви, а другие смерти… Кажется, к чему долго жить? Может, и впрямь прав человек, сказавший: «Худо умереть рано, а иногда и того хуже жить запоздавши»?
Никакого сверхъестественного фатума, о котором писали поэты, Михаил не встретил. Просто на Васильевском острове постучал в первое попавшееся заведение, меблированные комнаты. Дверь открыла служанка и проводила его к хозяйке.
– Зовут ее Эмма Карловна, сама из себя прямо как есть генеральша.
Эмма Карловна, однако, оказалась прехорошенькой 30-летней дамочкой в платье с оборками, открытой грудью и золотой цепочкой на шее. А волосы! Локоны и кудри, что тебе волны на Неве. И главное, любезна, приветлива и говорлива. Миша сперва растерялся, а потом и глаз не мог отвести от хозяйки. Комнату она ему дала светлую и чистую, с видом на Академию художеств. Вот ведь удача, о которой и не мечтал начинающий рисовальщик!
Мало тех удач. Словоохотливая Эммочка выведала, что желает молодой человек обучаться художествам, всплеснула ручками и воскликнула:
– Сам Бог привел тебя ко мне! Да знаешь ли ты, студиозус, что в доме моем обитает настоящий художник, немец! Уговорю его, вот клянусь, уговорю, и станет он тебя учить. Экий ты, – она потрепала его по волосам, – славный малый! Волосы мягкие, должно, и характер мягкий…
Он смутился, порозовел. Про характер свой ему еще было не все ведомо, только знал, что внутри порой у него что-то загоралось, и он еле-еле с собой справлялся. Да и то, разве в Воспитательном доме или у Демидова позволительно характер проявлять?
Вечером хозяйка познакомила его с немцем-гравером, который делал и миниатюры, и гравюры, и брал заказы. Лицо его показалось Мише плутоватым – нос крючком, подбородок тоже, а на голове волос седых прямо кот наплакал. Однако как не порадоваться такому случаю? Немец показал несколько миниатюр, заметив:
– Много теперь в Пэтерсбурге флиятельных щеловеков, и фсе вольят иметь миниатюр. Пудешь заработать! А за щтудирен пуду я брать с тебя мало-мало деньги.
Показал тонкие кисточки, краски и книгу «Основательное и