Твари вгрызаются в тела, пока не превращают их в бесформенные массы. Насытившись, они проламывают стены и исчезают где-то в городе. Тай выключает запись.
– Все пойманы. Не уничтожена только одна, – рапортует он и поворачивается ко мне.
Я всё ещё заворожённо смотрю на экран. По щекам текут слёзы.
– Это не я, – лепечу беззвучно.
– Возможно, – фыркает Тай.
– Это не я.
Моё вечное неработающее заклинание. Пора бы сменить его, но я не могу. Всё твержу и твержу это. Тай буравит меня взглядом, ждёт, пока закончу. Я же попала в бесконечный круг отрицания.
– Что ты помнишь? – хлёстко спрашивает он, не выдерживая.
Я вздрагиваю и непонимающе смотрю на Тая, будто забыла, что он здесь есть.
– Тошноту и мигрень. Кола в стакане дрожала. А потом я очнулась в подвале, – отзываюсь блёкло.
Тай смотрит на меня испытующе, взвешивая каждое слово на весах правды. Он мне не верит. Он верит своим глазам. Я когда-то тоже верила.
– У тебя ночь, – отрезает Тай, всё ещё не отводя бесчувственного взгляда, от которого хочется сбежать. – Утром я приеду и заберу тебя в штаб. И не вздумай опять бежать, будет хуже.
Он встаёт и выходит. Вердикт звучит страшнее приговора к смертной казни. Можно я лучше продолжу пытку голубым экраном?
Мы с Патриком возвращаемся в полном молчании. Я не замечаю, как мы преодолеваем пустой офис и пошарпанный коридор, как сажусь в машину, даже не сразу слышу, как Патрик зовёт меня, остановившись у дома. Не замечаю, как слёзы невольно текут по щекам. Только сейчас вижу мокрые пятна на джинсах и капли на руках. Наскоро вытираю руки и спешу убрать следы с лица. Глупо, конечно же, ведь Патрик уже всё видел.
Только обмануть я хочу саму себя. Хочу быть сильной. Хочу быть кем угодно, но не собой.
Всё также вдоль мощёной дорожки ко входу в дом тянутся когда-то любимые кусты карликовых роз, теперь заброшенные. Они разрослись как попало, трогают щиколотки и икры бутонами и ветками.
Дом встречает мраком. Окна плотно завешаны. Прохожу внутрь и хлопаю в ладоши. Включается свет. Шагов за собой я не слышу. Обернувшись, вижу, как Патрик мнётся в проходе и избегает смотреть мне в глаза.
– Я в хостель, – извиняющимся тоном говорит он.
Он нелепо коверкает слово, соединяя «хостел» и «отель», путая ударение. Но я не поправляю. Как можно скорректировать силу удара, от которого подкашиваются ноги? Я хочу умолять его остаться, но не чувствую на это право.
Патрик вымученно улыбается, с трудом смотрит в глаза и оставляет тет-а-тет с бушующими демонами.
Хочется умереть. Я опускаюсь на пол, утыкаюсь лицом в колени и оплакиваю свою загубленную жизнь.
Глава 2. В последний вторник