– Помнится, ты говорил мне, что тебе некуда идти из тюрьмы.
– И это тоже правда.
– Что-то изменилось нынешней ночью?
Рокки молча улыбался, не отводя взгляда. В конце концов начальник понял, что ответа он не получит.
– Что ж… Не скрою, без тебя тут будет трудно поддерживать порядок.
– Вы мне льстите, дон Ибанес. Я просто старый негр, которому иногда снятся странные сны… Может быть, даже сумасшедший. Таких полным-полно в любой тюрьме. Если не побрезгуете моим советом, то не оставьте своим покровительством Бумбу Боя: его уважают. Его будут слушать. При нём не случится того, что случилось в Карандиру[6].
– Такого больше никогда не будет.
Рокки покачал головой.
– Всё может статься, если довести людей до края. Впрочем, вы это знаете лучше меня. Благодарю вас, дон Ибанес. Я ценю всё, что вы для меня сделали. Вы позволите на минуту ваш илеке? Напрасно вы его не носите. Огун – хороший защитник.
Начальник тюрьмы нахмурился. Мгновение помедлил. Затем всё же снял со стены браслет из бусин, протянул через стол заключённому. Тот осторожно взял его, подержал на ладони. Улыбнулся. Возвращая илеке, сказал:
– Не тревожьтесь о старшем внуке, дон Ибанес. У него нет никакого гепатита. Скажите доне Эстазии, пусть сделают анализ ещё раз – и не здесь, а в Рио. Малыш здоров, врачи ошиблись.
– Дьявол тебя возьми, Рокки… – Дон Ибанес тщетно старался надеть свой илеке на запястье: пальцы дрожали. В конце концов начальник просто швырнул браслет в ящик стола и растерянно уставился на заключённого.
– Ты ведь… не шутишь?
– Побойтесь Бога, дон Ибанес. Кто же шутит такими вещами?
Начальник тюрьмы шумно вздохнул. Вытащил сигареты, сунул одну в рот, машинально протянул пачку Рокки.
– А вот это вы зря, сеньор, – упрекнул тот, беря сигарету. – Вам же сказали на прошлом осмотре, что в сердце шумы, – так оно и есть! Полторы пачки в день – многовато, ваша дочь права! Мы с вами уже не дети, надо беречь здоровье. В который раз бросаете курить? В шестой?
– С вами бросишь, пожалуй! – дон Ибанес нервно щёлкнул зажигалкой. Рокки, усмехнувшись, прикурил от собственной. Некоторое время начальник тюрьмы и заключённый молча дымили. Сизые струйки улетали к тёмному потолку. Жёлтый клин света лежал на полу.
– Что ж, дон Ибанес, час уже поздний. Ещё раз спасибо за всё: вы достойный человек. – Рокки встал, поднял на плечо сумку и пошёл к дверям. Он был уже у порога, когда его окликнули:
– Рокки!
– Да, сеньор?
– Когда снова будет бунт?
Рокки остановился. Медленно обернулся.
– Не знаю, дон Ибанес. Могу сказать одно: от наших ребят всего можно ожидать. Когда жизнь становится хуже смерти, терять нечего. Вы умный человек, и вам не нужны мои советы. Вы сами знаете, что делать, чтобы не кончить, как полковник Гимараеш[7].
– Рокки!
– Да?
– Гимараеш…