Это принципиальный момент – следует на нем остановиться.
Важным аспектом «консервативной революции», «традиционализма» является эзотерическое знание. «Консервативные революционеры» очень любят Лео Штрауса, которого называют философом, хотя Штраус принципиально не философ; он – антифилософ.
Концепция Штрауса состоит в том, что существует эзотерическое, тайное знание для посвященных. Есть знания для масс, а есть знания для элиты, для «браминов» – как это любит преподносить Дугин.
Штраус даже считал, что сочинения Аристотеля и Платона зашифрованы, что в книгах великих философов содержится шифр, доступный избранным. Он уверял, что есть сверхзнание, тайное знание, энигма, код; и поколения неоконсерваторов и консервативных революционеров убеждены в том, что есть особое сверхзнание, к которому не допущена толпа, но которое им, элитарным, откроется.
Показательно, что сути этого самого тайного шифра никто не открыл, никто и никогда не сказал, в чем содержится эта великая тайна, зашифрованная в общедоступной философии.
Вы, разумеется, понимаете, что данное положение в корне, диаметрально противоположно христианской идее – поскольку пафос христианства именно и только состоит в том, что Христос пришел в мир, чтобы уравнять все привилегии. Христос как раз и отказался от своих «эзотерических» возможностей (если таковые имелись) и сделал ясным то, что его судьба равна любой судьбе.
Он призвал людей к тому, чтобы разделить поровну любовь, как разделил поровну хлеба. Хлебов только казалось недостаточно для всех – вот вам притча о «тайном знании для избранных», – но любовь делится на всех легко, если делить щедро и честно.
Если вам с важным видом говорят о том, что есть некое таинственное евразийское сверхзнание, зашифрованное и доступное немногим, будьте уверены – это не имеет никакого отношения ни к философии, ни к христианству.
Никакой христианин никогда не сможет примириться с идеей тайного знания, недоступного толпе, ибо пафос христианства в том, чтобы разделить все знания и объяснить любое тайное понятными словами. Этим и занимался Фома Аквинский, каждой фразой старавшийся объяснять веру – доказывая, что верят в Бога не только душой, не только экстатически, но и на разумных основаниях: ведь это разумно – творить добро, это разумно – любить людей.
Никакой тайной энигмы христианство не признает в принципе; а сектантство энигмой живет; тайнопись секретных орденов и союзов нуждается в мистике; но суть Евангелия в том, что никаких тайн нет. Чудо – не есть тайна. Чудо любви – естественно и просто.
Никто и никогда не может скрыть от всех главного – любви, основного принципа – равенства в любви; а чудо это то, что любовь соединяет нас вопреки насилию и смерти. Но это не тайна – это именно чудо.
В