Дэн налетел на неё, чуть не опрокинув ведро с грязной водой, и, не удержавшись, ткнулся ей в подмышку. Она пахла как мама – тем же мылом.
Глэдис недовольно встряхнула его, словно щенка, и отпихнула от себя. Затем медленно грозно распрямилась, желая хорошенько разглядеть наглеца. Окинула его взглядом и прикрикнула:
– Куда ты прёшься?! Здоровья своего не жалко?! Как заеду тебе сейчас грязной тряпкой! – и замахнулась.
Дэн на мгновенье растерялся, сунул руки в карманы. А потом вдруг что-то быстро положил в её полусжатую ладонь.
– Извините меня. Я не нарочно. Это вам. Держите!
Глэдис обомлела. Она поднесла близко к глазам ладонь и увидела в ней конфету. Её взгляд стал удивлённым и растерянным, и вдруг она затряслась всем своим большим телом и заплакала. Никто из студентов никогда ей не делал подарков.
– Простите, – повторял он.
Глэдис, присев на скамью, спросила:
– Как зовут-то тебя? Из новеньких?
– Дэн, мэм. Да, новый состав.
– Ты это… если что нужно, подходи, – сказала Глэдис, шмыгая и вытирая лицо низом фартука.
Тут подбежала Аделия, схватила Дэна за руку и потащила по коридору в тёмный угол.
Глэдис внимательно смотрела им вслед. С этого времени она взяла над Дэном незримую опеку.
А парень с девушкой вышли в боковую дверь и попали на винтовую лестницу. Она вела в техническую башенку. Там они вылезли на плоскую крышу пристройки, огороженную поручнями. Отсюда были видны весь парк и даже часть озера.
– Люблю это место. Уже неделю я в Школе и прихожу сюда каждый день. Меня вызывали раньше, предложив работу секретаря, и семь дней я копалась в документах. Устала жутко, – сказала Аделия.
Она включила на телефоне музыку, встала посередине крыши, раскинула руки в стороны и начала медленно кружиться, закрыв глаза, пока не повалилась рядом с Дэном на приступку. Немного отдохнув, объяснила:
– Знаешь, бывают такие насыщенные дни, когда надо всем и сразу всё. Когда всё сыпется, падает, ломается и ты должна быть одновременно в трёх местах. Когда ты везде катастрофически опаздываешь и всё некогда… Тогда я останавливаюсь и начинаю кружиться на месте, как турецкие дервиши, танцующие мевлеви. Пока душа не догоняет тело и не возвращается в него. И в тот момент можно бежать дальше.
– Дервиши – это такие в юбочках? – припомнил что-то Дэн.
– Ага, они самые. Никогда не пробовал?
– Нет. – Мотнул головой Дэн.
– Давай, – она потянула его за собой, – повторяй за мной.
Аделия снова запустила музыку. Опять заиграли дудочки, восточные барабаны, мужские голоса протяжно запели вибрато.
– Давай, – опять подбодрила она его, показывая, что делать,