Про жирафа Федю. Наталья Нусинова

он же для хлеба! Ой!.. А это кто?

      Никанор увидел гуся, который уже немного оттаял в своем тазу – ножки и крылышки у него больше не прижимались к животу, а смешно оттопыривались.

      – Это гусь! – сказал Гриша.

      – Марокканский, – прошептала Глаша. – Пупырчатый!

      Никанор был потрясён.

      – Надо же! Какой здоровый! А где вы его взяли?

      – Дедушка купил! – сказал Гриша.

      Максимилиан выпятил грудь и гордо кивнул.

      – Никогда ещё не видал таких больших гусей! – признался Никанор. – А почему у него щетина? Он что, плохо ощипан?

      Максимилиан в упор посмотрел на брата. Глаза его метали молнии, а кадык на щетинистой шее ходил вверх и вниз. От гнева он забыл про прикушенную щёку – и сразу заговорил как ни в чём не бывало. У него даже прорезалось красноречие!

      – Достопочтенный брат мой! – сказал Максимилиан. – Если уж среди нас и найдётся кто-то, кто был недостаточно хорошо ощипан, то это не марокканский гусь! Отнюдь! Сожалею, дорогой Никанор, что недощипал и недоощипал кое-кого ещё в детстве. Был бы сейчас этот кто-то голеньким и гладеньким и не задавал глупых вопросов!

      Максимилиан удовлетворённо провёл рукой по коротко стриженной голове и закончил речь красивой фразой:

      – Да будет тебе известно, мой бедный Никанор, что марокканцы запекают своих гусей в горячем песке, а при запекании гуси испускают жир (тут Максимилиан слегка застонал), который вместе с песком и гусиным пухом образует корочку. Потом марокканцы сдирают её, как шкурку с банана, и вовсю наслаждаются сочной печёной гусятиной!

      Дедушка Максимилиан поднял палец вверх, ожидая рукоплесканий, которыми всегда завершались его лекции в университете, но Никанор только кивнул головой с остатками некогда богатой шевелюры, примирительно улыбнулся и сказал: