Как приохотить ребенка к чтению. Андрей Кашкаров

он живой!»

      Но эти современные строки не прижились.

      Знаменитый «царственный» воспитатель, основоположник романтизма в русской поэзии Василий Андреевич Жуковский (1783–1752 гг.) вышел за пределы того, что до него читала русская общественность. До Жуковского в русской литературе не было чертей, загробного мира (как символа тревожного необыкновенного). Возможно, оттого В. А. Жуковского прозвали «дядькой ведьм и чертей»; кроме того, что он «служил во Дворе, но не служил «двору».

      В 1820 году, когда А. С. Пушкин написал «Руслан и Людмила» Жуковский подарил ему свои слова: «победителю– ученику от побежденного учителя».

      Как предтеча Пушкину, Жуковский мастерски описывает видения: «и не тронется над ним свитый клубом сонный дым». Или в примере о «Спящей царевне»:

      «Он души не удержал

      И ее поцеловал».

      Какое значение тогда придавалось слову душа – можно только ностальгировать!

      Жуковский знаменит присущим только ему стилем, где частенько встречается словечко – «чу!» («Чу!.. полночный час звучит…», Людмила, 1808). У другого отечественного корифея детской литературы Карамзина присутствую собственный почерк – «Ах!»; стилистический прием, который в «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях» использует и Александр Сергеевич Пушкин:

      «Привздохнув, произнесла: «Как же долго я спала!»

      И встает она из гроба…Ах!.. и зарыдали оба.»

      Пушкин последует не Жуковскому («чу!»), а Карамзину – «ах!».

      Символично, что жених за Людмилой приезжает именно в 12 часов (символ потустороннего, мистического, необъяснимого, таинственного и не менее романтичного). Пушкин передает царевне то, что уже есть у «онегеновской» Татьяны: Людмила еще не знает царевича Елисея, не видела его, но уже ему верна. Пушкин в поэмах-сказках хорошо вырисовывает и психологический портрет и показывает – присущую русской культуре, ментальности зависимость между действиями и чувствами.