– Коньяк. И к тому же недешёвый.
– Позволите? – осведомился Ардашев, и, получив согласие, тоже понюхал стакан, и добавил: – То, что это коньяк, – несомненно. Только запах у него странноватый…
– И что же вам в нём не нравится? – усмехнулся Каширин.
Но адвокат не успел ответить, потому что в этот момент Ефим Андреевич, уже набив нос табаком, потянул воздух. Зелье возымело действие, и сыщик разразился однообразной, как хлопанье куриных крыльев, чередой чихов, прерываемых словами «Прости, Господи!». Вытерев всё тем же фуляровым платком выступившие слёзы, он крякнул от удовольствия и спросил доктора:
– Итак, Савелий Панкратович, позвольте услышать ваш медицинский вердикт.
– Exitus lethalis, – сухо выговорил Мильвидский.
Поляничко пожевал губами и сощурился.
– Думаете, скончался в результате смертельного хронического заболевания?
– Похоже на то, однако совершенно точно сказать не могу. Это всего лишь предположение. Для полной уверенности надобно провести вскрытие.
– Да бросьте вы! – махнул рукой Каширин. – Этак с ума можно сойти, ежели каждого мёртвого пропойцу к прозектору возить. Разрешение на погребение выдадим, и всё, хватит. Тут и без латыни ясно: пил-пил и допился… Вы же видите, что он подливал из фляжки коньяк, пока не окочурился.
– А чего ж не пьянствовать, если за тебя мёртвое механическое пианино играет? – вставил слово банкир Старосветский. – Тоже мне! Цирк устроили с тапёром! Позор на весь город! А ещё афиши развесили с фирмой «Патэ»! А фирменное у вас только надувательство!
– Видимо, мне придётся кое-что объяснить, – обиженным голосом провещал директор Купский. – Вы, Борис Тимофеевич, зря гневаетесь. Мы «Вельте-Миньон» не от хорошей жизни купили. В Ставрополе музыкантов раз-два и обчёлся. Вот отыскали настройщика пианино Акулова (кстати, играл совсем недурно). Договор с ними заключили. А он нет-нет да и заложит за галстук… Что нам оставалось делать? Пришлось разориться на это чудо музыкальной техники. А теперь эта смерть…
– Факт, конечно, прискорбный, – умерев негодование, посетовал банкир. – Но что поделаешь? Жизнь коротка. И никто точно не знает, когда наступит его черёд.
Послышались чьи-то шаги. В дверях показались два человека с носилками.
– А вот и медицинская карета подъехала, – с нескрываемой радостью проговорил Каширин. – Забирайте его, братцы, забирайте, и побыстрее.
Пока труп укладывали и выносили, присяжный поверенный внимательно рассматривал фляжку. Заметив это, Поляничко спросил:
– Чем вас заинтересовала эта серебряная баклага?
– Вы, Ефим Андреевич, не полностью прочитали надпись, – ответил Ардашев. – Тут в конце выгравирована дата: «17.VI.12».
– Да видел какие-то циферки, но без очков они для меня точно червячки, не разобрать.
– И всё-таки я вас попрошу никуда её не девать.
Адвокат оглянулся, и, увидев оставленную кем-то газету, завернул в неё флягу, и передал Поляничко,