Ещё секунда: Питерс выстрелил дважды. Один выстрел, как и первый, выбил щепки из стены, второй – вошел в ногу охраннику, который взвыл с новой силой.
– Терпи, казак, – пробормотал Архангельский, прикрываясь им, как щитом, – атаманом будешь.
Выстрелы прекратились. Видимо, Питерс больше не решался стрелять, опасаясь попасть в своего.
– Господин Архангельский, – бросил Питерс, – вы же понимаете, что находитесь в безвыходном положении.
– Да ну, – пробубнил себе под нос Михаил.
– Советую вам просто оставить свою затею, – продолжал американец, – в конечном счете, скоро на выстрелы сбегутся все моджахеды деревни.
Архангельский, собрав всю волю и силы, дернул раненого охранника влево, отчего тот охнул и издал протяжный стон боли. Усадив охранника на пол, он сел сам, прикрывшись его телом, как щитом.
– Hey, American, – крикнул Архангельский, передернув затвор автомата охранника, который уже безвольно завалился на него, – suck this[11].
– Shit[12]! – выругался Питерс.
И Архангельский спустил курок.
Военный госпиталь (г. Кабул), несколько дней спустя
В нос ударил непривычный запах спирта и хлорки. Старший сержант Архангельский приоткрыл глаза, осматриваясь по сторонам: он убедился, что находится не в затхлом и провонявшем темном подвале, а на мягкой койке военного госпиталя. Михаил попробовал приподняться, но сил не было, и он оставил эту затею.
– Привет, Миша, – услышал он мужской голос.
Голос одновременно и знакомый, и незнакомый, словно он когда-то его слышал, но через пелену или помехи.
– Капитан Кривошеев? – тихо спросил Архангельский.
– С возвращением, – ответил тот, кого он назвал «Кривошеевым». – Ещё бы чуть-чуть, и было бы поздно. Ты молодец, Миша, держался до последнего.
– Почти ничего не помню, – говорить Архангельскому было тяжело, – после того, как открыл огонь из автомата.
Кривошеев налил стакан воды из стоящего рядом с кроватью на тумбочке графина и помог Архангельскому сделать несколько глотков.
– Ну, – сказал он, – если вкратце, то вас сдал начальник медчасти полка, как и всех ранее.
– За что продал? – только и выдавил Архангельский.
– Наркотики, деньги, – уныло вздохнул Кривошеев. – Организовал в Союз канал поставки опиатов. Перевозил военными бортами под видом списанных или неиспользованных медикаментов, в которых мало кто смыслит. А раз военной авиацией, то, соответственно, без пограничных и таможенных досмотров. Весьма удобно и безопасно перевозить. Наркоту брал за информацию. Вышли на него в последний момент.
– Понятно, – Архангельский с досады стиснул зубы.
Чувство, когда тебя предают, не стирается временем, а если за деньги, то ложится шрамом на сердце. И этот шрам всегда будет напоминать о себе, делая человека ещё более жёстким