– Да, признал.
– Но мальчики сначала были белокожие, так?
Филимонова, судя по выражению лица, казус со сменившими цвет младенцами даже не забавлял и не удивлял. Видимо, такие дела в его практике либо уже встречались, либо вообще не были редкостью. Егоров поморщился. Тема обсуждения ему приятной не казалась.
– Я же подумать не мог, что они со знакомым хирургом произведут модификацию младенцев… Нет, конечно, я желаю им здоровья, даже немного скучаю по ним последние пару лет, но это же…
– Не ваши дети? А вы сможете это доказать? У нас защита боди-модификантов. Вас вся эта чепуха сейчас должна волновать в последнюю очередь, милейший. Сколько, говорите, она с вас требует?
Адвокат подхватил со стола бумажку с исковыми заявлениями, но Егоров опередил его.
– Триста пятнадцать тысяч союзных кредитов.
– М-да, около шести тысяч суздальских «червонцев». У вас есть такие деньги? Вы же получали хорошую пенсию до того, как поменяли гражданство два года назад?
Егоров сжал губы. Рассказывать про то, что почти все свои накопления перед сменой гражданства он отправил в фонд гильдии космических поэтов Империи, и показываться ещё большим идиотом, не хотелось.
– Есть сто десять. Точнее, чуть меньше, я пока живу в отелях и собирался купить недвижимость в Уфе или Новоуральске. Остальное придётся заработать. Но Евангелион Степанович, разве нельзя убедить суд провести тесты, доказать, что дети – не мои, а… негритянские?
Оттопыренная губа адвоката разбила последние надежды поэта.
– Суд на такое не пойдёт. Суд всегда встаёт на сторону того, кто подаёт заявление о разводе. Она же предоставила бумаги, что цвет кожи поменялся по другой причине. И что нет доказательств измены. Тестирования ДНК вот уже десять лет объявлены средневековым пережитком и сугубо добровольные. А если вы вдруг попытаетесь выкрасть детей для проверки… Леонид, вы же бывший гардемарин, отказавшийся от гражданства Империи, отказавшийся от приличной пенсии из-за… поэзии, я так понимаю?
Егоров встал со стула.
– Нет. Поэтом я был и до смены гражданства. По зову души и из принципов. Из-за постоянных поборов со стороны коллег, постоянной занятости мне стало невозможно творить. Я не против Империи и Императора. Но мне захотелось окраин. Поэзия – это всего лишь оболочка.
– Думаю, мою консультацию на этом можно завершить, – Филимонов тоже встал со стула, подал бумаги, натужно улыбнулся и подал руку для рукопожатия. – С вас сто пять червонцев.
Когда Егоров, скрепя сердцем, ткнул истёртой кредиткой по золочёному картридеру и собрался уходить, Филимонов добавил:
– И ещё… Поторопитесь. Вы, наверное, в курсе, что с Императорским Коллекторским Бюро лучше не связываться.
– Это почему?
– Ну, знаете… Разное про них говорят,