– Сверху даже небоскребы маленькие, – сообщал он брату. – Вчера тебе опять никто не звонил.
– Сумасшедший! – шептала Наташа из-за двери.
– Вчера? – повторял за ним профессор Дюбе. И спрашивал себя: – А что, вчера был Новый год?
– Люди создали гигантскую машину-государство, отлаженную как часы, – говорил сумасшедший Анд-ро. – Но сами превратились в винтики-шпунтики этой машины, в запасные части, в колесики без имен. Спешат, спешат. А мечтать – когда? А петь – когда? А любить? Это и есть твой капитализм?
– Капитализм? – эхом откликался профессор Дюбе.
– А разве коммунизм лучше? – снова спрашивал брата Андро. И ходил из угла в угол, носил грязь, не ленился. – Как мне жить без любви, без красоты, скажи? И без весны? Весна придет хоть когда-нибудь?
– Зачем она тебе, весна? – решался иногда на вопрос профессор Дюбе.
– Душа моя нуждается в тепле, – отвечал Андро. И удивлялся – разве не ясно?
– Тепло идет от человека к человеку, одна душа согревает другую. Я понял это в твоей стране. Вот та энергия, что может спасти человечество, – запинаясь, выкладывал свои мысли профессор Дюбе.
– Ах, оба они сумасшедшие! – решала Наташа, обнимая метлу.
Потом Андро спрашивал:
– Эти люди, что висят повсюду, они кто – вожди?
– Вожди? – изумлялся профессор Дюбе. И начинал размышлять – можно ли назвать вождями агентов по продаже недвижимости? В каком-то смысле – может быть… Купи-продай, купи-продай, капиталисты всех стран, что же вас еще объединяет?
“Почему бы не выкрасить их в разные цвета? Можно сделать яркие статуи, надувные. Весь город будет в цвету. А то куда ни посмотришь – один серый снег! Красота мне нужна! Умру я здесь без красоты!”
Потом Андро терял нить разговора, как и положено всем сумасшедшим. Он застывал на месте, будто слышал выстрел.
– Скажи! – просил он профессора Дюбе. – Скажи, неужели все это было?
– Вино ставили на стол, – тихо начинал профессор Дюбе. – Автомат Калашникова – под стол. – И замолкал. Хлопал себя по всем карманам – искал слова. Не умел он рассказывать, даже если хотел.
– Дальше! – требовал Андро, и голос его начинал дрожать. – А ты говорил – тепло от человека к человеку! Как же это все случилось?! И почему у нас? – И начинал плакать.
Ухо Наташи становилось плоским, как отбивная. Ее черные волосы расползались по двери, как траурный венок. Но слов было не разобрать! Может, говорили они о любви, а может, нет. Вроде звучало иногда имя Екатерины, а может, нет. Вот почему Наташе приходилось додумывать и выдумывать, чтобы было