Анвар оказался не прав относительно численности экипажа. Из каюты появился коренастый парень и приготовил швартов. Эбель подошел к борту, чтобы принять его, знаком повелевая своему рулевому оставаться на мостике.
– Добрый день, – первым поздоровался матрос, раздетый по пояс.
Анвар кивнул ему:
– Добрый.
Жестом руки приветствовал шкипера и, набросив петлю троса на боковой рым яхты, спрыгнул на палубу. К нему навстречу шагнула Камелия, сохраняя деловой вид, который она напустила на себя во время швартовки двух судов. Анвар прикоснулся губами к ее руке и указал жестом, куда идти. Он придерживал ее за локоть, когда она поднималась по коротеньким сходням, спущенным с палубы яхты на борт катера.
Анвар не смотрел на жену – Миа с ребенком на руках стояла у борта «Мневиса», прислонившись спиной к лееру. Точнее, он бросил на супругу мимолетный взгляд, которым то ли дал понять, что деловая часть этого морского путешествия уже началась, то ли побоялся выдать себя, поскольку его глаза не лгали в эту минуту и могли многое сказать жене.
Камелия поднялась на палубу яхты, подошла к Миа, поздоровалась с ней за руку, игриво потрепала за щеку двухлетнюю Сабиру:
– Какая милая девочка.
Эбель поторопил ее:
– Спустимся в каюту, Камелия. Там нас поджидает ювелир с необходимым оборудованием для экспертизы. Миа, пожалуйста, спуститесь с Сабирой в свою каюту. – Он отыскал глазами своего шкипера по имени Хаким Раух. – Хаким, проводи их и возвращайся на место.
Хаким кивнул и помог хозяйке с ребенком спуститься по крутому трапу.
Кают– компания была большой. Казалось, трап вел совсем в другое судно, в другой, более вместительный отсек.
За круглым столом разместились Анвар, Камелия и ювелир, прибывший из Парижа. Камелии в этой сделке адвокат был ни к чему, тем более оценщик и ювелир. Она принесла подлинник и сама назначила цену.
…Ювелир находился в оцепенении больше минуты. Он много раз слышал о «Шаммурамате», много раз видел рисунки этого камня, опубликованные в специальных изданиях, где были приведены его уникальные данные, а также схемы огранки.
– Боже, какая огранка… – упавшим голосом, будто «Шаммурамат» лишил его сил, прошептал ювелир.
Он не решался оценить этот великолепный бриллиант. Все четыре фактора[2] поражали его воображение.
– Какой цвет… – снова прошептал он. Теперь он, ослепленный бриллиантом, уверовал в то, что «Шаммурамат» больше, чем «Большая звезда Африки», вправленная в английский королевский скипетр. Пусть на один или два карата, но больше.
Он с трудом оторвался от бриллианта.