Еще как-то раз я пришла к Юре домой. Представляете, да, каких моральных сил мне это стоило? Я стояла под дверью его квартиры минут пятнадцать. Из-за соседней двери доносилась музыка, какие-то современные песни. Я слушала одну за одной и обещала, что уж после этой песни точно позвоню в дверь. Или после этой. Нет, теперь точно позвоню. Но чем дольше ждала, тем страшнее становилось. К спине как будто по очереди прикладывали то утюг, то грелку со льдом. За эти 15 минут я измучилась так, как не мучилась до этого ни разу в жизни. Даже когда лечила в физкультурном диспансере спину и делала каждый день «ласточку» по 15 раз.
В какой-то момент я поняла, что если прямо сейчас не позвоню, то упаду в обморок или уйду. Протянула руку и позвонила. Все. Теперь назад дороги нет. Хотя я бы еще успела убежать. Но ноги онемели и примерзли к кафелю. Слава Богу.
Юра открыл. Улыбнулся своей слегка демонической безумной улыбкой.
– Я не знаю, зачем пришла, – сказал мой рот.
А он:
– Я и не спрашиваю.
Я опустила глаза.
– Ну проходи.
Я несмело и неуклюже начала стягивать пальто. Руки дрожали. Ноги тоже.
Юра жил в общежитии с мамой. У него была своя комната, туда мы и пошли. В комнате я осторожно присела на кресло. Юра сел рядом. Некоторое время между томилась тишина и ожидание. Потом он взял мою руку. Ожидание дрогнуло, превратилось в первую юношескую близость, которая пробежала по телу опьяняющими мурашками.
Его пальцы касались моих, почти неощутимо скользили, но несмелости в этом не ощущалось. Я пыталась растолковать эти касания. Инструмента было два – неуверенность в своей нужности и желание отдаться нежности. Неуверенность победила. Наверняка, он просто делает одолжение. Понимает, зачем пришла, и дает это. Хотя пришла я не за этим. Просто пришла, потому что не могла не прийти. То, что творилось дома, гнало прочь. К единственному человеку, который меня принял, подпустил к себе. Дал то, что не давал никто с начала моей 17-летней жизни – принятие и нежность. Невыносимо было отказаться, объяснить себе эту тягу.
Пальцы меж тем двигались, рождая глубокую, томящую, ту самую невыносимую легкость бытия. Мои пальцы молчали. Я не знала, что делать. Должна ли я ответить? Что будет, если отвечу?
Познания в этой сфере были скудными. Я даже не связывала между собой секс и ласки, которые этому предшествуют. Крепко сидя в детстве, я не могла резко погрузиться во взрослость. Ласки – это одно, секс совсем другое. Ласки – это про юность, влюбленность, а секс – это что-то про взрослость.
Потом Юра взял мою руку плотнее. Не сильно, просто крепко соединил с моей, как будто пытаясь почувствовать каждой клеточкой своей ладони мою. Я не сопротивлялась. Это было бы невозможно, потому что мозг уже с перестал контактировать с реальностью. Юра легко потянул мою руку к себе и прикоснулся губами. В затылке как будто начал раскручиваться тяжелый