Андреас помнит этот пожар. Ему было семь или восемь лет. Из окон чердачной комнаты, находившейся под самой крышей, валили косые клубы дыма. Улицу перекрыли с двух сторон, приехала полиция и объявила, что всем следует оставаться дома. Потом появились пожарные, стемнело и дым прекратился. По телевизору сказали, что кто-то бросил окурок в сложенные перед сараем дрова, и произошло возгорание. На собрании общины ходили слухи, что владелец сарая, деловой человек из Невшателя, просто хотел избавиться от актива, совсем уже пришедшего в негодность, и даже получить страховку. Но Андреас этому не поверил. Сарая давно уже нет. Теперь на его месте находится современное стеклянное здание с квартирами и зубоврачебной практикой.
* * *
Открыв калитку, Андрес увидел кота Брюса. Тот сидел возле свернутого в несколько колец оранжевого садового шланга. Оглянувшись, Брюс встал на четыре лапы, повернулся вполоборота и беззвучно открыл рот. Кот постарел и выглядел местами как побитый молью меховой воротник. Андреас наклонился и потрепал кота по загривку. Тот выгнул спину, протерся правым боком по ногам Андреаса и заскочил через приоткрытую дверь в прихожую. Андреас выпрямился, обошел террасу, заглянул в сад – там все так же, как и раньше: постриженный газон, ящики для рассады, которую мать, скорее, высаживала просто для того, чтобы занять руки и время, обеденный стол и плетеные садовые стулья. Зонт от солнца уже раскрыт, на столе разложены салфетки и столовые приборы. Мам? Андреас осторожно отодвинул тяжелую красного дерева дверь.
Кот уже сидел двумя метрами дальше и вылизывал вытянутую вперед левую заднюю ногу. В прихожей прохладно и сумрачно. Андреас закрыл глаза и глубоко вдохнул. Конечно, никто и никогда не перепутает свой дом с чужим. Никогда. И ни один режиссер не сможет снять фильм на основе такого невероятного сюжета. Тут все как и прежде: олифа, старое дерево и запах текстиля, скрипящие в знакомой последовательности половицы, винтовая лестница, уводящая на два верхних этажа, фотографии на стенах: виды гор и лица забытых предков. И еще фотография парохода на фоне смутно различимой Статуи Свободы. В детстве Андреас часто разглядывал эту выцветшую уже от старости фотокарточку. Ты же обещал раньше? Я? Конечно! Кот подскочил и опять раскрыл беззвучно рот. Теперь у него в распоряжении две пары ног, и о них теперь можно тереться сколько душе угодно.
Она как была маленького роста, так и осталась, разве что после того, как отец уехал в Берлин, руки у нее стали жестче. Она ерошит Андреасу волосы: пора бы