– А как там? – тихо спросил он.
– Обыкновенное здание. Привидения не летают, – едко ответил я. – Вова, туда идут своими ногами, кто ради денег, кто за привилегиями, кто ради здоровья близких, а кто из-за любви. – Я тяжело вздохнул. – Давай не будем об этом, а?
Он вроде согласился и замолчал. Некоторое время мы сидели в тишине и думали о своём, а потом Вован не выдержал и сказал:
– Знаешь Оксанку? Ну, ту белобрысую дылду из параллельной группы?
Я кивнул.
– Так она тоже туда сходила… Не на разведку, как ты, а совсем.
По спине пробежал холодок, и я глухо сказал:
– Давай помянём.
– Давай, – согласился он.
Мы налили полные пластиковые стаканчики водки и выпили залпом.
– Серый, а ты настолько любишь Маринку, чтобы…
– Да! – резко ответил я. – Вован, пойми, это не прихоть, – продолжил я спокойнее. – Всё, что сейчас творится в мире, противоестественно… Неужели тебе нравится, что каждый жизненный этап под контролем, что при рождении детям вживляют чипы?
– С ними удобнее.
– Удобнее? Возможно… Но исчезает даже видимость свободы, выбора.
– И что? Я вот живу и не заморачиваюсь… Всё прекрасно! У меня нет ни малейшего желания жить, как наши предки. Что там хорошего? Куча всяких сложностей: несколько видов паспортов, дипломы, свидетельства о рождении, бумажки на собственность, различные банковские карты, электронные кошельки, и т. д., и т. п. Теперь всё иначе. Просто и удобно. Преступность сейчас на минимуме, а раньше… Помнишь истории своей бабки?
– Не в этом дело…
– В этом! – твёрдо заявил он. – У каждого времени есть заморочки, главное, не раскисать и не лезть в герои.
Спорить не хотелось. Был бы он в моём положении, завыл по-другому.
– Ладно, мне пора домой. Пока! – сказал я, и нетвёрдой походкой отправился в сторону одной из панельных свечек, в которых располагались малобюджетки.
– Пока! – раздалось мне вслед.
Странно, но раньше казалось, что Вован меня понимает как никто другой. Иллюзия. Весь этот чёртов мир…
– Привет! – тихо сказал я Маринке, открывшей дверь, и опустил глаза.
– Привет! – еле слышно отозвалась она.
Она всё поняла без слов. Прерывисто вздохнула и ушла в спальню. Я знал, что она плачет. Горько, безнадёжно. Я понимал, что должен что-то сделать… Она лежала на кровати, уткнувшись в подушку, а плечи вздрагивали от рыданий.
– Марин, – позвал я её и прилёг рядом. – Я всё решил.
Она удивлённо подняла голову и пристально посмотрела в глаза:
– Серёжа, о чём ты?
– Я заключу договор с центром донорства, – спокойно ответил я.
Её глаза расширились от ужаса.
– Нет! Слышишь? Нет! – закричала она. – Это не выход! – Она заметалась по комнате. – Ни тебя, ни ребёнка, зачем мне такая жизнь?!
– Ребёнок будет. Я сегодня всё узнал: если пожертвую тело, то нам дадут разрешение на зачатие.
Марина пустилась без сил на краешек кровати и еле слышно пробормотала:
– Без тебя он мне не нужен.
Я обнял её за плечи и задумался:
«Боже, что мне делать? Почему нам не повезло родиться богатыми или умными? В наше время обычным быть страшно. Мы никому не нужны, у нас нет будущего. Империя не заинтересована в детях от неперспективных членов общества. Они хотят лучших, а как таким стать? Никак. Замкнутый круг. Мы оба вкалываем на работе как проклятые, лезем вверх по карьерной лестнице, но ещё далеки от галочки в графе «разрешить». Может, есть другой выход? Какая-нибудь лазейка? Нет. Иначе бы по всему миру не вспыхивали беспорядки, не шагали толпы живых трупов с договором центра донорства. Неужели там, наверху, не видят, что это тупик? Крах. Хотя… Они благодаря нашему горю получают тонну здоровых органов, почти бессмертие».
– Пойдём, поедим, – сказала Марина.
Я согласно кивнул. Аппетита не было, но расстраивать жену не хотелось. Она всегда старалась меня порадовать и удивить.
«Интересно, какой у нас будет малыш? Девочка или мальчик?» – подумал я и улыбнулся собственным мыслям. Кто бы раньше сказал, что буду в сорок лет таким чувствительным, дал бы в морду.
– Я тебя люблю! – сказал я, заходя в нашу крохотную кухню.
– И я тебя! – улыбнулась она. – Серёж, очень прошу, выбрось ты свою затею из головы.
– Ты же хочешь этого больше, чем я.
– Но не такой ценой… Справлюсь. Переживу. Заткнутся же когда-нибудь эти биологические часы, – пошутила она с