Часть первая
Кромешная тьма
1
В начале была тьма. Тяжелая, иссиня-черная, удушающая… и настолько плотная, что казалась физически осязаемой. Она заполняла и рот, и уши, и разум. Потом проявился запах. Огромный и плотный, точно подушка, накрывшая лицо, или грубый камень под босыми ногами. Он и удушлив был, как подушка. В последнюю очередь возникли звуки, порожденные сточными тоннелями. Непрестанные вздохи течения, капель, всплески, внезапные прорывы воды…
И цоканье острых коготков по влажному кирпичу.
Самец был крупным, старым, умудренным жизнью. Ему не требовался свет, чтобы следовать извивам лабиринта, где проходили его дни. Его лапки подробнейшим образом осязали малейшую перемену в поверхности кирпичей, по которым он перебегал высоко над бесконечным потоком – дарителем жизни. Невероятная чувствительность подвижного носа позволяла судить, сильно ли поднялась нынче вода. Высокий прилив нес с собой остатки растительности и всякую мелкую дохлятину… а иногда и не мелкую. Когда уровень потока падал и жижа загустевала, в ней опять-таки находились свои лакомства для пронырливого грызуна. Чуткий нос уделял внимание и воздуху – а тот бывал временами таков, что даже крыса, надышавшись им, могла захворать. Уши воспринимали самомалейшие изменения давления, сообщая своему обладателю, что вокруг – тесный проход или высоченные парящие своды, некогда задуманные гением-зодчим, возведенные артелями строителей Города, а потом на столетия сокрытые от взглядов и давным-давно всеми забытые.
Крыс хорошо слышал, как по ту сторону кирпичной стены, вдоль которой пролегал его путь, перебирали лапками сородичи. Они следовали соседним сырым тоннелем и были совсем рядом, но он обогнал всех и первым добрался туда, куда безошибочно вело его обоняние.
Тело только начало раздуваться; оно совсем недавно было живым, окоченение смерти едва сошло. Никакой одежды, если не считать тряпки, плававшей вокруг шеи. Кожа выглядела бледной и холодной, точно зимний рассвет. Мертвец остановился в потоке, зацепившись за обломанные зубья старой железной решетки; та словно надумала временно вернуться к своему старинному предназначению – задерживать крупный мусор от проникновения дальше, в потаенные глубины сточного подземелья.
Позже в этот день вода поднимется, и тогда мертвое тело продолжит свое одинокое странствие. Но некоторое время, пока оно торчало здесь, застряв на решетке, крыс составлял ему компанию…
Вздрогнув, мальчик проснулся на узеньком карнизе и пошевелил спросонья ногами, быть может провожая дурной сон. Так или иначе, движение вышло едва заметным. Мальчик достаточно давно приходил ночевать на этот уступ, чтобы накрепко усвоить: лежа здесь, нельзя позволить себе резких движений, даже во сне. Нечего и думать ворочаться с боку на бок: непременно упадешь в сточные воды, нескончаемо струившиеся внизу. Другое дело, когда вечерами он неизменно добирался сюда усталым до такой степени, что мир для него уже не существовал – собственно, как и сам он давно уже не существовал для мира, – и проваливался в небытие, лежа без движения, пока не приходило время вновь просыпаться.
Из десяти своих лет Элайджа четыре года прожил здесь, в подземельях.
Он знал, что обосновался в завидном местечке. Когда они с сестрой впервые здесь укрылись, их покровитель – рыжеволосый старший мальчик по имени Рубин с боем отвоевал им право остаться здесь, в сравнительном тепле и безопасности. После этого бессчетное число ночей один из них непременно бодрствовал на страже, чтобы их всех не побросали в сточную воду жаждавшие присвоить это местечко. Это было давно. Так давно, что Эм, сестренка Элайджи, тех времен толком уже и не помнила. Теперь Эм и Элайджа считались старожилами. Изгнания в ближайшее время можно было не опасаться.
Элайджа осторожно передвинулся. Босая нога ощупывала кирпичи, пока не наткнулась на обломанный цементный выступ. Очертания этого выступа он знал лучше, чем собственную ладонь. Зацепившись за него, мальчик приподнялся и сел. Размытый свет сочился сквозь прорехи каменной кладки высоко над головой. При таком освещении ничего было особо не разглядеть, но оно как бы разбавляло воздух, делило его на клочки – хоть зажимай в кулаке и уноси с собой. Небось пригодится попозже, когда он спустится в самую глубину…
В его воспоминаниях большей частью присутствовали плачущая женщина и красномордый, скорый на расправу мужик с вечно занесенным кулаком. Потом какое-то время они с Эм провели одни. Они убегали, прятались, были вечно напуганы. Ему часто снилась кровь, которой он не помнил наяву. И где-то в темных углах сознания по-прежнему гнездился страх, хотя Элайджа и его толком не помнил, просто радовался нынешней безопасности.
Рубин им все объяснил про подземный поток. На самом деле это была речка, бравшая начало к югу от Города. Там стояли высокие голубые холмы с серебряными деревьями и всегда светило солнце. В тех местах речушку называли Овечья Струя. За много лиг от Города она ныряла под землю, чтобы влиться в городские стоки. В ней топтались