Мельмот Скиталец. Чарлз Роберт Метьюрин

в заговор против тебя. Доказательства этому ты увидишь уже завтра; твоего брата привезут сюда, тебе велят обнять его и будут думать, что ты согласишься, но стоит только тебе это сделать, и твой отец истолкует это как знак того, что ты отказываешься от всех своих прав единственного законного сына. Уступи своим лицемерным родителям, обними своего брата, но выкажи при этом свое отвращение к этому поступку, дабы, обманывая тех, кто решил обмануть тебя, не поступать против совести. Будь же осмотрителен, мое дорогое дитя; обними его так, как обнял бы змею: он столь же хитер, а яд его смертелен. Помни, что от решения твоего зависит исход этой встречи. Сделай вид, что воспылал к нему любовью, но помни при этом, что ты обнимаешь смертельного своего врага.

      При этих словах, как я ни был к тому времени развращен им, я содрогнулся.

      – Но ведь это же мой родной брат! – воскликнул я.

      – Это ничего не значит, – сказал духовник, – это враг Господа нашего и самозванец, не признающий закона. Ну что же, дитя мое, теперь ты готов?

      – Да, готов, – ответил я.

      Ночью, однако, я не знал покоя. Я попросил, чтобы ко мне вызвали духовника.

      – Но как же все-таки поступят с этим несчастным? – спросил я. (Речь шла о тебе.)

      – Он должен принять монашество, – изрек духовник.

      Слова эти пробудили во мне вдруг такое участие к тебе, какого у меня никогда не было раньше.

      – Он никогда не станет монахом, – сказал я, исполненный решимости, ибо человек этот научил меня говорить решительно.

      Духовник, казалось, был смущен, но в действительности испуган тем духом непокорности, который он сам же во мне пробудил.

      – Пусть лучше идет служить в армию, – сказал я, – пусть станет самым обыкновенным солдатом, я помогу ему продвинуться выше; пусть он изберет самую низкую профессию, мне не будет стыдно признать его своим братом, но знайте, отец мой, монахом ему никогда не бывать.

      – Дорогое мое дитя, на каком же основании ты так яро противишься этому решению? Это ведь единственное средство для того, чтобы в семье вашей снова воцарился мир, и для того, чтобы его обрело жалкое существо, чья судьба тебя так волнует.

      – Отец мой, я не хочу больше этого слушать. Обещайте мне, что вы никогда не станете понуждать моего брата принять монашество, если хотите, чтобы я обещал вам в будущем повиновение.

      – Понуждать! Какое же может быть понуждение там, где речь идет о призвании, дарованном свыше.

      – У меня нет в этом уверенности, но я хочу, чтобы вы обещали мне то, о чем я прошу.

      Духовник колебался, но потом сказал:

      – Хорошо, обещаю.

      И он поспешил сообщить моему отцу, что я больше не противлюсь нашей встрече с тобой и что я в восторге от того, что, как мне стало известно, брат мой полон ревностного желания сделаться монахом. Так была устроена наша первая встреча.

      Когда по приказанию отца руки наши сплелись в объятии, то, клянусь тебе, брат мой, я ощутил в них ту дрожь, которая говорит о любви. Но сила привычки вскоре подавила во мне естественные чувства,