Грачев застал только Эмму. Но скульптуры Васильева видел, они до сих пор стояли в Доме культуры. А о Вайцеховском с восторгом рассказывала мама, окончившая музыкалку по классу баяна. Участком композитора сейчас владел главврач районной больницы. Соседние участки тоже были проданы людям, далеким от искусства. Ко всему, в Приреченске построили еще один завод по производству керамики, и появилось много пришлых, но городок все равно сохранил свою интеллигентность. Мама Грачева считала, что он так напитался культурой, что к нему грязь не липнет…
– Товарищ майор, – услышал Грачев оклик и обернулся. К нему быстро шагал старший лейтенант Константин Пыжов. Худенький, белобрысый, издали он походил на подростка. В его руке был зажат рабочий планшет.
– Я весь внимание, Костя.
– Личность погибшей опознана.
– Так быстро? – подивился Грачев. – При ней ни документов, ни телефона…
– Ее узнал водитель труповозки Димон, они когда-то соседями были. – И Костя передал планшет Грачеву.
– Эскина Кира Анатольевна, 1982 года рождения, – прочел тот. – Знакомая фамилия, но не женщина.
– Она сразу после школы в Москву переехала. Там и жила до недавнего времени.
– Когда вернулась?
– Димон точно не знает, но неделю назад столкнулся с Кирой на площадке, когда родителей навещал. Сказал, выглядела плохо. И была будто не в себе.
– А спустя семь дней мы находим ее тело у подножия старой водонапорной башни, – и Грачев глянул на нее, возвышающуюся над поросшим ивняком берегом. – Похоже на самоубийство.
– Нет, увы. На теле явные следы борьбы, под ногтями биоматериал: кровь, частички кожи.
Грачев тяжко вздохнул. Вот тебе и окультурились настолько, что грязь не пристает…
В Приреченске произошло убийство!
Первое за те семь лет, что Николай Грачев служил в местной полиции.
– Труповозка еще не уехала? – спросил он у Кости.
– Нет, тело грузят.
– Позови Димона.
– Лады, – и зашагал прочь.
Николай бросил дерматиновую папку на трухлявую лавку, затем уселся на нее. Май стоял дождливый, хоть и не холодный, и дерево было влажным, а на Грачеве голубые джинсы. Когда-то именно на этом участке берега собирались компаниями горожане. Тут и прогулочная зона имелась, и песчаный пляж. Праздник Нептуна проводился в День города, а это десятое июля. Но река обмелела, и зону отдыха перенесли в другое место. Там теперь не только пляж, волейбольная площадка, лавочки, аллеи, освещенные стилизованными под старину фонарями, но и летняя эстрада. На ней проводятся концерты, дискотеки и танцы для пенсионеров.
– Товарищ майор, звали? – услышал Коля густой бас водителя. Говорил он не только громко, но и картаво.
– Да, Дима. Расскажи мне о покойной.
– Да я ее плохо знал. Она старше меня на семь лет, а девушки с салагами не общаются. Когда я рос, она уже с женихами гуляла.
– Много их было?
– Да, Кира пользовалась у парней спросом. Но ничего лишнего не позволяла. Даже не обжималась ни с кем в подъезде. Просто крутила, вертела ухажерами. Она хорошенькой была. А какой веселой! Когда хохотала, все соседи слышали. Поэтому я удивился, когда увидел ее последний раз. Совсем другая: потухшая, изможденная. От былой красоты и следа не осталось.
– С кем она жила?
– Когда-то давно с матерью и братом. Но они оба умерли. Сначала Родя, потом тетя Таня.
– Что с ними случилось?
– У нее с сердцем проблемы были, не пережила инфаркта. А он с собой покончил в подростковом возрасте.
– Из-за чего?
– Не знаю. Я малой был, когда это случилось. Родя с сестрой погодками были, она на год всего старше. Помню только похороны. Но, уверен, в архивах найдутся материалы. Мать не верила, что Родя на себя руки наложил, считала, убили его. Расследование было. Но…
– Постой, – встрепенулся Грачев. – Я помню смерть этого парня. Вот откуда мне известна фамилия! Родион Эскин, мальчик-вундеркинд, который покончил с собой… сбросившись с крыши?
– А не утопился он? В закрытом гробу хоронили. Тело якобы раздуло.
Тут раздался автомобильный