Калитка тихо скрипнула. Под ногами зашуршали мелкие камушки, выстилавшие двор. Как же здесь хорошо. Тихо. Нет назойливого городского шума. Только чарующее пение птиц. Я прошёлся по открытой террасе. Сколько раз я сбивал здесь коленки, прыгая с высокого бордюра. А потом мама обрабатывала мои ранки так, как будто я пришёл с поля боя. Улыбка пробежала на моем лице. Ох, уж эти мамы. Порой могут залюбить чуть ли не до смерти. Она и сейчас, когда звонит, не забывает напомнить, что надо носить головной убор.
Расчехлив плетёный диван, я уселся, уставившись на уголок сада, который открывался из этой части террасы. Лавандовая поляна обрамляла кусты лесного ореха. Густые ветви дерезы, накрепко когда-то привязанные отцом, оформились в непроглядный щит, давая глазу наслаждаться своими крохотными цветочками на море зелени. Тут мне под глаза попал турник. Я подпрыгнул и, как обычно, перемахнув через бордюр, оказался рядом с ним. Отец учил меня технике подтягивания с раннего детства. Я посмотрел на перекладину. Подпрыгнул и с трудом подтянулся восемь раз. М-да. Позабросил я упражнения. Ведь когда-то с легкостью просто проходя мимо по пятьдесят раз без сложностей делал. А теперь еле-еле и руки заныли. Почему я это оставил даже и не вспомнить. Неужели предпочёл лишний раз с телевизором посидеть?
По пути я заехал в магазин и купил продукты. Я не собирался надолго оставаться. Но с учётом того, что сегодня пятница, я мог спрятаться здесь ото всех до понедельника, пока обо мне не вспомнят, благодаря навязчивым гаджетам, напоминая, что у меня день рождение. Собрав различных листочков из мяты, мелисы, малины, чабреца и зверобоя я приготовил травяной чай по рецепту отца. А по висевшему желтому листочку, как обычно, на своём месте на пробковой доске в кухне я замешал тесто для блинов. Написанные маминым неразборчивым почерком буквы уже почти не читались, но рука не поднималась выбросить или обвести сверху. Папа был прав, ей с таким даром надо было бы шпионские записки или шифровки писать. Ему не единожды приходилось разгадывать ребус, стоя в магазине или на рынке с составленным ею списком покупок.
Приготовив внушительную стопку блинов, пока настаивался чай, я почувствовал, что порядком проголодался. Наконец мирно устроившись на диване, я полностью ушёл в себя, поедая свой незатейливый ужин. Я вспоминал наши длинные разговоры с родителями по вечерам, когда прохлада окутывала после жаркого зноя летом, или ранней весной едва солнце начинало греть, мы тут же перебирались завтракать на террасу. Перебрал в душе наши мелкие ссоры, которые с высоты прожитых лет теперь казались такими незначительными, но тогда мне так важно было отстоять свою правоту и родителе часто сдавались под моим натиском. Это был мой медвежий угол, где я мог позволить себе быть маленьким медвежонком. Здесь не нужно было доказывать никому и ничего. В этом доме с высокими потолками дышалось легко и свободно.
Так предаваясь воспоминаниям я сам того не заметил, как стал наблюдать за соседями. Довольно-таки пожилая пара разгружала сумки из старенького форда. Молодая девушка, которую они звали Оксана вместо того, чтобы им помогать порхала по саду, словно бабочка от одного цветущего куста к другому. Я не помню, чтобы в этом доме кто-то жил, видимо они недавно его приобрели и продолжали перевозить свои вещи. Девушке на вид было лет двадцать. В ней было что-то мимолётно знакомое. И вдруг я подумал об Ирине. Моя первая школьная любовь, усмехнулся я и тут же завис – а была ли это любовь? Она отличница и с ней было комфортно на уроках. Давала списывать. Помогала решать мой вариант задач. Заботилась обо мне как мамка. И подкармливала даже собственноручно испечёнными печеньками. Меня всё устраивало. Я за ней как телёнок бегал. Помогал книги носить да во всех её конкурсах участвовал, пока наш класс не расформировали. И я понемногу перестал ходить в гости. Всё некогда было. Она часто звонила, пока я как-то прямо не сказал ей, что нас больше ничего не связывает. Зачем я так сделал, я не знаю. Думаю так даже лучше, для неё стало. Наверное, замужем уже. Кто же мимо такой заботливой пройдёт. Затем в строительном институте я был влюблён в Марину. Красивая такая высокая статная как фотомодель. Она заразительно смеялась. Когда она брала меня под руку, казалось, что всё вокруг