– Поездка бесплатная. Компания её тебе дарит, – усмехнулся бритый затылок.
Бесплатная… Как бы ни так. Что-то темнит водила. Вон даже лица не показывает. Никому нельзя верить.
– Точно бесплатная?
– Точно. Выходи уже.
Он вышел. Хлопнула дверь. Жёлтый автомобиль с чёрными шашечками на боку, рванул с места, и резко развернувшись, издав пронзительный поросячий визг, скрылся в чёрной пасте тоннеля.
Тихо и совершенно безлюдно. Ни машины, ни человечка. Он осмотрел себя. Нелепая широченная куртка синего цвета. Под стать ей штаны. Одёжка на слона сшита? Как же она называется? Ага, вспомнил – роба.
«Где я?»
Как он оказался в такси? Откуда приехал? Почему он здесь? Что теперь делать? Ответов на эти вопросы не было.
Пустое шоссе окутывал плотный, как крепостная стена, туман. Будто ничего не осталось на свете, кроме сизого марева и нескольких метров мокрой полоски асфальта.
Что это там впереди? Указатель?
Так и есть.
Город ЧИСТЫЙ. 1 км.
Он облегчённо вздохнул. Даже если по этой дороге так и не проедет ни одна попутка, минут через 20 он окажется в городе, попросит у кого-нибудь телефон, позвонит отцу или матери. Вперёд!
Туман расступился внезапно. Серая стена испарилась, словно её и не было. Он оказался в начале длинной прямой улицы, застроенной одно- и двухэтажными домиками, выкрашенными немаркими красками, с покрытыми черепицей, двускатными крышами, и большими глазами-окнами.
Асфальт под ногами сменила брусчатка, а воздух наполнился звуками. Грохот железных колёс тележек, шорох скребков и щёток, гвалт приглушенных голосов. Пахло хозяйственным мылом.
Периодически, будто из мощного рупора, трубным баритоном разносился один и тот же призыв: «Чистите! Очищая наш город, вы очищаете свою душу!»
И они чистили. Угрюмого вида подростки в одинаковых синих робах, разбросанные кучками по всей длине улицы, тёрли, скребли, намывали каменные бруски мостовой.
Что за дурдом здесь творится?
– Слышь, друг, – он схватил за рукав парнишку, толкающего перед собою тележку с вёдрами. – Позвонить надо. Дай телефон, пожалуйста.
Парнишка отпрянул, будто увидел чёрта.
– Ч…чего?
– Родителям позвонить надо. Я потом тебе деньги на счёт закину. Пятьсот рублей. Отвечаю.
– Как твоё имя? – парнишка продолжал отступать, пятясь к стене.
– Меня… Я… – это было ужасно, это было необъяснимо, но он не помнил своего имени.
– Где ты живёшь? Из какого ты цеха?
– Я… я не знаю. Не помню.
– Шатун! – заорал парнишка, как резаный. – Городовые! Шатун!!!
Тут же по бокам того, кого только что назвали шатуном выросло несколько крепких ребят. На них тоже были робы, только не синие, как на всех остальных – чёрные.
Один из них, самый плечистый, сощурившись, поглядел ему прямо в глаза, – знаешь, кто я?
Он помотал головой.
– Не узнал предводителя городовых? – удивился другой «чернорубашечник», белобрысый, с тоненьким шрамом над бровью.
– Точно шатун, – маленькие глазки предводителя сверкнули хищным огнём. – Хватайте его!
«Шатун», пытаясь увернуться от леса рук, потянувшихся к нему, резко нагнулся, рванул в сторону, метнулся в образовавшийся просвет…
Путь преградил предводитель. Не размышляя ни мгновения «шатун», прямым ударом залепил здоровяку прямо в мясистый, усеянный угрями нос. Главный городовой ойкнул, но на ногах устоял.
– Ну, мразь, этого я тебе никогда не забуду, – в руках предводителя появился чёрный, искрящий на конце жезл.
«Шокер?» – подумал «шатун».
Пустота.
Очнулся он, лёжа в тележке, посереди большой площади, в центре которой стоял странный памятник зеленолицему гиганту, держащему в лапах нечто напоминающее плётку и серп. Памятник возвышался на массивном постаменте из чёрного мрамора, который был установлен на квадратной плите с четырьмя острыми шипами по углам. На постаменте светилась золотом надпись: «Порядок и справедливость».
Тело ныло. Голова гудела, как трансформатор.
– Смотри-ка, очухался, – предводитель схватил «шатуна» за шиворот, выдёргивая из тележки. – В Умный Дом сейчас зайдёшь. Советую быть попочтительнее, падаль.
Площадь венчало массивное здание с колоннами, которое на фоне своих одно- и двухэтажных собратьев выглядело настоящим колоссом.
Когда «шатун» оказался внутри, в огромном, словно половина футбольного поля холле, а городовые выстроились в шеренгу за его спиной, загремел гром. Этим громом был голос. Казалось он рокотал отовсюду – с потолка, с пола, с украшенных вычурными гравюрами стен, будто бы говорил сам здешний воздух.
– И впрямь, шатун, – грохотал голос. – Все беды от шатунов!