И вот недавно открываю я почту и вижу проникшее в мой ящик сообщение на непонятном языке: глядят на меня глумливо с экрана этакие заковыристые кракозябры. И уже тянется рука стереть эту гадость в электронную пыль, но что-то меня останавливает. Уж больно закорючки странные. А я люблю ребусы разгадывать, хобби у меня такое.
Вставляю текст в программу-переводчик. Пробую перевод на хинди, урду, иврит. Эффекта – никакого! Бирманский, непальский, амхарский… Ноль на массу, как говорил наш взводный! Попробовал даже эльфийский, и совсем уже было отчаялся, но случайно нажал какую-то кнопку, и – о чудо! – высветилось у меня в окошке что-то похожее на осмысленное послание.
Ай да переводчик, ай да молодец! В общих чертах стало ясно, что текст написан нашим современником, но пришёл ко мне в сильно искажённом виде. Пришлось засучить рукава и взяться за редактирование. В итоге получился этот рассказ, изменивший всю мою жизнь.
***
Когда наступил конец света, случилось всё быстро и просто, обыденно и незаметно. Наверное, это нормально, и быть апока́липсис должен внезапным, как дождик в июле. Но всё же предчувствие было, я это теперь понимаю. В те дни в голове постоянно звучали знакомые строки из песни «Внезапная осень»:
И уходят друзья понемногу,
И враги появляются вновь,
И опять мы теряем дорогу,
И опять мы теряем любовь.
Осень жизни приходит внезапно,
Сделал шаг – и уже полпути.
И хотел бы вернуться назад, но
Дважды в реку одну не войти!
Теперь лишь я понял, что это моя интуиция била в тяжёлый набат беспокойно, тогда же решил, что причина – дожди и осенняя сырость.
В тот день, когда это случилось, проснулся я с чувством тревоги. Открыл я глаза, огляделся: да кажется, всё как обычно. Носки, что вчера разбросал я, лежат на местах своих прежних. И наш пейзаж заоконный – он тоже на месте покуда, и серое мрачное небо висит над бульваром осенним. И топают сверху соседи по-утреннему торопливо. Но что-то пропало… Секунду! А где запах вечной картошки, что жарят соседи на завтрак?! Не пахнет едою соседской! Вы скажете: это не важно. А вот вы и не угадали, и это отнюдь вам не мелочь, ведь в доме моём лет пятнадцать висит аромат непременный картошки, пожаренной с луком: соседи готовят свой завтрак, и благоухание это сквозь вытяжку в дом проникает. Не вытяжка это, а втяжка! Но к делу, продолжу рассказ я. Пошёл на разведку к соседям: узнать, что у них приключилось. Мне дверь открывает Серёга, семейства глава, мой приятель.
– Привет! – говорит. – Что случилось?
– За спичками я, – отвечаю. – Вообще, как дела у вас в целом?
– Нормально! – не понял Серёга. – Едим, – говорит, – свой мы завтрак.
– А как же картошка с приправой? – его я спросил с подозреньем.
– Да всё как обычно! – захлопал глазами, смутившись, Серёга. – Зайди, посмотри, коль не веришь!
Зашёл, поглядел я. И точно, картошку едят они с луком.
– А запах куда подевался?
Прониклись они беспокойством, носами усиленно дышат.
– Действительно, кажется, запах исчез безвозвратно куда-то.
– А вкус не пропал ли случайно?
Подумали. Вновь пожевали. Махнули рукой: не до вкуса, отстань, мол, и так заморочек хватает нам в будничной жизни. Со всех нас сторон новостями тревожными грузят без пауз, а тут ещё ты заявился. Хорошие люди – соседи, и интеллигентные даже, но жизнью замотаны шибко. «Ну ладно, – подумал тогда я, – неважно, потом разберёмся». Съел завтрак, пошёл на работу. Иду мимо мусорки, воздух ноздрями вдыхая тревожно. Нет запаха! Ну да и бог с ним! Не первая в жизни потеря! Плечами пожал, торопливо продолжил свой путь на работу. Спустившись в метро, удивился я вновь всё по той же причине.
Впервые в вагоне я ехал, не чувствуя запахов вовсе! Ни пота и ни одеколона, ни прочих прелестных субстанций, которые нас атакуют, лишь только садимся мы в поезд. И новое то ощущенье, признаться, мне нравилось даже, но всё это странным казалось.
И, судя по тем пассажирам, что мир ещё воспринимали, лицом не уткнувшись в смартфоны, мои впечатления в общем и целом они разделяли. В их взглядах нервозность сквозила, и лёгкое недоуменье читалось в глазах беспокойных. Но общая серая масса, по-прежнему пялясь в смартфоны, была ко всему равнодушна.
Смотря в безучастные лица, подумал я вдруг: в веренице бесцветных бесформенных будней, разбавленных