Пару дней назад Ян сказал случайно встреченному в кафе знакомому журналисту, что больше не видит смысла в жизни. Сказал просто так, не для интервью, хотя прекрасно понимал, что завтра же эти его слова будут опубликованы. Да и плевать!
Он поднял воротник пиджака, плотнее закутался в любимый старенький шарф, но промозглый, гнилой дух Лондона доставал его и под пиджаком, и под шарфом, и под несвежей водолазкой.
Из-за угла материализовались две тени, за ними неясно маячила третья. Даже в мутной тьме Ян различил их сверкающие глаза под чёрными балаклавами. У первого в руке что-то блеснуло. Известно, что: «Аллах над нами, ножи в кармане – вперёд, мусульмане!»
– Дэнги давай, зарэжу, – гортанно сказал главарь. Хоть английский знает. Двое других молчали – видимо, не знали.
Нисколько не испугавшийся Ян внутренне усмехнулся, вспомнив, как такие же, в балаклавах – и чёрных, и цветных, и вообще без балаклав, с бородами и автоматами, и «балшыми кынжалами» в своё время скакали перед ним на задних лапках, выпрашивая кто тысчёнку-другую, а кто миллиончика три гринов.
– Хорош маски-шоу устраивать, не Москва, – презрительно бросил он по-русски. Голос чуть похрипывал – простыл, надо думать. Не мудрено…
Джигиты сначала замерли, потом первый почиркал лезвием в воздухе и не очень уверенно сообщил по-русски:
– Я твою маму…
Надо же, родственничек… Ян подумал, что лет десять назад джигиты покруче этого, неведомыми путями пробравшегося в Англию, с радостью готовы были предоставить ему, Яну Осинину, для сексуальных утех и своих мам, и дочерей, и жён, да и самих себя. Впрочем, вспоминать нет смысла… Он спустил с подбородка шарф и поглядел на парней тяжёлым взглядом.
– ДIаёйл шакалш[1], – спокойно сказал он запредельно оскорбительную для чеченца фразу.
Аллах ведает, что они увидели в его глазах – огонь, взрывы, трупы, огромные деньги, нефть, замешанную на крови, и просто кровь, очень много крови. Или просто узнали. Но главарь сдавленно крикнул:
– Шайтан!
Троица поспешно растворилась в тумане. Ян натянул шарф, поглубже погрузил руки в карманы потёртого пиджака и вновь побрёл по столице бывшей владычицы морей. На губах его змеилась горькая усмешка. «Шайтан…» Почему бы и нет…
«Всё, – решил он, – хватит месить грязь душой и ногами. Надо встряхнуться».
Он махнул выползшему из тумана чёрному, похожему на катафалк, такси.
– Аскот, – небрежно бросил шофёру.
Тот недоверчиво осмотрел непритязательную одёжку клиента. Ян глянул в глаза и ему. Водитель ни слова не произнёс все сорок километров пути.
В Аскоте – фешенебельном пригороде столицы – стоял бывший дом Яна. Сейчас он принадлежал бывшей же его жене Анне. Второй жене, отсудившей у него по разводу несусветную сумму в 220 миллионов фунтов. Ну, и этот дом и ещё кое-какую недвижимость. Но электронный ключ от дома он всегда носил с собой – на всякий случай. Он знал, что сейчас дом пуст – Анна с дочерью где-то путешествовала, а слуги были уволены. Вполне приличный ночлег для бесприютного бывшего олигарха.
Такси остановилось, проехав длинную тенистую аллею у ворот, за которыми обильно ветвились уже покрывшиеся набухшими почками деревья. Ян небрежно сунул водителю то ли четыре, то ли пять пятидесятифунтовых банкнот – российская привычка расплачиваться наличными, от которой он никак не мог отвязаться. Это минимум раза в два превышало стоимость поездки, и, схватив деньги и высадив пассажира, водитель поспешно уехал, мелькнув задними огнями. В аллее вновь воцарилась тьма. Ян терпеливо ждал, пока от нажатия кнопки плавно откроются ворота.
Сад был сильно запущен, а коттедж производил впечатление дешёвого аттракциона с «привидениями»: мутные окна, кое-где валялась осыпавшаяся с крыши черепица, поскрипывала не запертая дверь. Впрочем, за ней была вторая, вполне прочная и оборудованная тревожной сигнализацией, которую Ян сразу отключил.
Осинин не спеша поднялся на второй этаж, где некогда была их супружеская комната. Здесь было довольно прохладно, но имелся камин и всё, что нужно, чтобы разжечь его. Что Ян и сделал. Огромная круглая кровать под зеркалом на потолке была в чехле, как и вся мебель. Ян нетерпеливо сорвал его, сбросил на пол и, как был – в грязных ботинках и мокром пиджаке – бросился на давно не принимавшие человеческих тел простыни и подушки.
Некоторое время лежал без движения. В голове навязчиво крутилось слово, брошенное убежавшим нохчем: «Шайтан!» Плохо. Надо подлечиться.
Рывком спрыгнув с кровати, он подошёл к скрытой в дубовых панелях стены дверце бара и с удовольствием обнаружил, что без него им почти не пользовались.
Так, тридцатилетний Хэннеси – то, что надо. Он открутил крышечку и сделал хороший глоток, поискал бокал для коньяка, но нашёл лишь стакан, щедро плеснул туда и перенёс всё добро на туалетный столик у кровати. Вытащил телефон, номер которого мало кто знал, и нажал на автоматический вызов. На него ответили, но молчали.
– Я