– И как? – пожилая медсестра с любопытством разглядывала ребенка.
– Девять баллов. Отлично. – Молодая врач-педиатр закончила оценку по шкале Апгар.
– Надо ж! – медсестра возмутилась. – Отчего таким никчемным мамашам достаются такие хорошие детки?!
– Тише вы, тетя Надя, – оборвала педиатр, – роженица услышит!
– А мне-то что? – старуха воинственно огрызнулась. – Где справедливость? Танька моя с Егором сколько лет мучаются. Оба при высшем образовании. И обследовались, и готовились, а никак. Выкидыш за выкидышем. И ЭКО не помогает. Четыре года подряд!
– Пусть усыновят, – спокойно посоветовала врач.
– Типун вам на язык, Василиса Петровна! Кто ж знает, какие там гены?!
– На вас никак не угодишь…
– А я вот и размышляю. Есть Бог или нет? Зачем пьяницам да наркоманкам каждый год рожать? Эта Катька пятый раз у нас, и еще – окаянная – придет.
– Наверное, Бог дает им детей, чтобы одумались.
– А-а-а, – тетя Надя бросила на родильный стол презрительный взгляд, – такие одумаются! Мне вот дитя жалко, и только.
Андрюшка слушал голоса то морщась, то щурясь, а потом провалился в полуобморок-полусон. Старая Надя пожалела его: взяла и без спросу положила к матери на живот. Только тогда долгожданное спокойствие к ребенку вернулось. Стало уютно, тепло – так, как нужно. Он уснул глубоким и безмятежным сном. А роженица даже не взглянула на малыша: нахмурила брови и закрыла глаза.
– Посмотри хоть разок, – не выдержала медсестра, – пацан хоть куда!
– Мне все равно.
– И этого, что ли, не заберешь?
– Некуда.
Надя специально тянула время. Думала, может, Катерина сменит наконец гнев на милость. Но та и пальцем не дотронулась до малыша. Пришлось унести его в детское отделение, уложить в прозрачный бокс. Согретый маминым теплом, ребенок крепко спал.
Пробуждение напугало Андрюшку. Он ощутил холод, гнетущую пустоту и тут же закричал. Надрывался как мог, пытаясь позвать на помощь, плакал, спасаясь от мокрых ледяных пеленок, сковавших ножки. Никто к нему не пришел. Целую вечность он орал один, до хрипоты. И только когда к его голосу присоединились все разбуженные младенцы в боксах, явилась медсестра.
Настырная Надя, несмотря на протесты уже вполне оклемавшейся после родов Катерины, притащила Андрюшку к матери и велела кормить.
– Не буду, – женщина смотрела в стену.
– Как так? Пусть подыхает?!
– Дайте смесь.
– Ты меня будешь учить?! Родила – значит, корми!
Катя скрестила на груди руки и посмотрела на настырную тетку исподлобья.
– Нет у меня молока.
От давления груди проснулись: белая жидкость намочила халат и даже прижатые к нему руки.
– Кормить станешь, придет!
– Идите уже! Не буду!
Старуха обозленно положила сверток с