– Отправишь меня назад, и, клянусь, я убью себя, – шепчет Хейзел, глядя Дарману в глаза. – К тому же твое место в Иерархии не так высоко, чтобы надеяться получить что-то достойное. Они отправят к тебе калеку или старуху, а меня отдадут епископу или митрополиту.
– Я не могу нарушать правила, – говорит Дарман, обливаясь потом. – Иерархия узнает обо всем, когда настанет время твоей инициации в послушницы.
– А если мы обманем Иерархию? – Хейзел осторожно поднимает юбку. – Это несложно. Я уже пробовала. В монастыре. Когда монахи приводили к нам своих внебрачных сыновей… – она подходит к открытому окну и упирается руками в подоконник.
– Я слишком взрослый для тебя.
– Это лучше, чем возвращаться в монастырь.
– Не знаю, получится ли у меня.
– Получится.
Хейзел смотрит, как за окном ходят люди. Светловолосый прыщавый подросток приветливо машет рукой. Она машет ему в ответ.
– Не знаю, получится ли… – бормочет за спиной Дарман.
Хейзел сжимает руками подоконник.
– Как насчет того, чтобы встретиться вечером? – кричит светловолосый парень.
– В десять, – говорит она.
Он улыбается. Видит, как она кивает ему, но не видит, как она плачет. Никто не видит.
– Такая молодая! – шепчет за спиной Дарман. – Такая свежая! – он гладит ее бедра. Вдыхает запах ее волос.
– А говорил, не получится!
Она заставляет себя улыбаться. Сдерживает тошноту и вычеркивает из памяти воспоминания. Месяц за месяцем… И бежать некуда. Ждать нечего. Вокруг пропахшее потом священника настоящее. «Убей! Убей! Убей!» – пульсирует в голове безумие. «Убей себя. Убей Дармана. Убей всех, кто создал этот несовершенный мир».
Хейзел одевается и уходит на улицу. Пьяный бездомный смотрит, как она поливает его бензином для заправки зажигалок. Крики успокаивают. Черная копоть поднимается в грязное небо. Улицы изгибаются, уходя в неизвестную даль…
Залитый кровью гладиатор поднимает над головой кубок победителя.
– Сталь и огонь, – говорит Хейзел.
– Ты всего лишь шлюха! – говорит незнакомая блондинка.
– Ты не знаешь, кто я, – говорит Хейзел.
Блондинка