– Фрурарх36 Великой Бактрийской стены37 Евкратид, прошу, не покидай мою возлюбленную Кангху с обидой!
Раздаётся безукоризненная эллинская речь. Вошедший раскрывает руки для объятий. Рог быка падает на стол. Растерявшийся посол встаёт из-за стола, раскрывает руки для объятий. Вялые бактрийские объятья решительно подхватываются. И кратким мигом позже воин и посол стискивают друг друга уже в отнюдь не формальных приветствиях. Едва объятия размыкаются, важный посланник хочет сказать выученное приветствие, как вдруг в его правую руку воин вкладывает нечто небольшое. Посол Бактрии подносит правую руку к глазам, округляет глаза и охает. На его холёной ладони нежится в лучах заходящего светила золотой якорь формы сирийских царей. Указательным и большим пальцем изумлённый эллин осторожно поднимает якорь, рассматривает со всех сторон. Ювелирная работа изящна. Якорь увесисто-тяжёлый.
– Это якорь? – Серьёзными глазами возвращается посол к воину.
– Нет, достойный Евкратид, это не якорь, хоть и выглядит якорем. – Зелёные глаза встречаются с голубыми в той же серьёзности.
– Это символ? – Посол настораживается, за хмурым лицом безуспешно скрывается теплота внезапно возникшего доверия.
– Ты прав, фрурарх. Это символ царей из династии Селевкидов. – Воин расширяет описание дара необходимыми пояснениями.
В ответ важный посол приближает непочтительно близко своё лицо к соправителю. Шепчет твёрдо в лицо, обдавая парами вина:
– А разве мудрый правитель Кангюя не знает, что Селевкиды – стародавние враги Бактрийского царства?
– Не враги.
Эллин сильно вздрагивает, подаётся назад, сводит брови и задумывается. Что-то заметно дрогнуло в лице Евкратида, и он утратил всякое подобие горделивой посольской важности. Посол долго молча пристально смотрит в зелёные глаза напротив, смотрит как в бронзовое зеркало, что показывает затаённые мечты.
– Друг мой Евкратид, ты же из царского рода? Правда ли те слухи? С тобой я ровня? – Говоря «я», Кушан с блаженной улыбкой разводит в стороны руки. Евкратид не отвечает. – Известно мне, что Селевкиды – твои родственники по деве Лаодике, дочери…
Резкая перемена происходит в настроении Евкратида. Тягостная, наполненная подозрительностью задумчивость сменяется симпатией. Расчувствовавшийся посол не даёт договорить воину, стискивает в повторных объятиях. Слёзы появляются на мрачной гримасе лица эллина.
– …Тебя я почитаю, правитель Кангюя… – хрипит в потолок Евкратид.
Пятеро свидетелей затянувшегося приветствия государственных лиц сдержанно улыбаются, выдавая знание языка явану. Евкратид, заметив улыбки, разжимает объятия, обводит присутствующих мутным взглядом.
– Им можно доверять, друг Кушан?
– Можно,