Казалось бы, вполне рациональная, хотя и в духе времени, интерпретация. Но в ней полностью отсутствует состав преступления, позволяющий обвинить в колдовстве, предполагающем сношения с дьяволом, и осудить ведьму. Понимая, что такой сглаз не позволяет обрушить молот возмездия на голову ведьмы, авторы обращаются к «науке» и торжественно сообщают: большинство университетов, особенно Парижский, осудили тезис о том, что «заклинатель может одним взглядом сбросить верблюда в ров вследствие того, что его высшее разумение господствует над низшим»[222]. Поэтому, «исходя из естественной силы своей души, человек не может излучать из глаз такой силы… которая могла бы причинить порчу лицу, бросившему на него взгляд, и придать ему другую форму»[223]. Значит, если порча нанесена, была использована внешняя, иная, дьявольская сила и «мы не должны прекратить инквизиции, если не хотим подвергнуть опасности спасение своих собственных душ»[224].
Живучесть этой инфекционно-бесовской интерпретации сглаза во многом обусловлена ее гармонией с априорными установками обыденного сознания, которое даже психические заболевания по сей день с легкостью квалифицирует как заразные, а саму заразу часто трактует как происки темных сил, в лучшем случае – кару Господню. Однако во второй половине XVIII в. эта концепция была не то чтобы забыта, но в просвещенных кругах вышла из моды и постепенно утратила лидерство в головах обывателей. Ей на смену пришла теория «животного магнетизма», предложенная австрийским врачом Францем Антоном Месмером (1734–1815). Получив медицинское образование