(Да и звучит «Остров» более гордо.)
– Я тебе кассету принёс, – сказал Седов. – Там, правда, плёнка помята на седьмом риффе седьмой песни на стороне «Б».
– То есть, – сказала я, – мой магник её зажуёт?
– Не боись, – ответил Седов. – Может, так всё и начинается.
Я принесла кассету домой и вставила в магнитофон. Олег, мой семилетний брат, в это время плавал в бассейне. Скоро он вернётся с недосушенной головой, поставит себе ирокез на тоненьких среднерусых волосах и будет говорить, что попсу не слушает.
Я лежала на красно-белом матрасе и чувствовала, что меня куда-то уносит. В голове это так и нарисовалось: какие-то вулканы, пучина бездны, космос над головой и я, как дура, на красно-белом матрасе.
Я думала о том, как случайно промахнулась на «бутылочке». До этого года мы играли в «казаки-разбойники», но Толя Рахматуллин знал болевые точки, и победить его не было никакой возможности. Тогда появилась «бутылочка». Однажды мне выпало поцеловать Седова в щёку. Я подпрыгнула: Седов меня на голову выше.
«Э-э, – сказал Седов, – Акела промахнулся».
И вытер мизинцем рот.
«Знаете что? – сказала я. – А ну вас всех. Лучше в футбол давайте».
…Я встала, достала пустую кассету, вставила во второй кассетник и нажала «запись». Записала сторону «А» и спрятала свою кассету под кровать.
Щёлкнула дверь. Дедушка Женя привёл Олега.
– Что ты там слушаешь, Алинька? – спросил он. С ударением на первый.
– Ничего, – ответила я.
– Это, – сказал Олег, – грайндкор какой-то!
– Сам ты грайндкор, – сказала я. – Это группа «Ария»!
Олег пригладил было волосы, потом спохватился, взъерошил их обратно и многозначительно посмотрел в сторону комнаты.
Почему грайндкор-то? И что это так шумит?
Тут до меня дошло. Я кинулась к магнитофону.
– Женщина имеет право на нежность, – сказал дедушка. – На эгоизм. На многое. Алинька, ты чего?
Я выдернула вилку из розетки. Олег взял со стола буклет.
– «В поисках новой жертвы»? – Кассета была пиратская, но все тексты песен на буклете имелись. – Вот тебе и жертва.
– Кто жертва? Магник?
– Дура, при чём тут магник?
– Ну и сам дурак, – ответила я. – Лучше тащи отвёртку.
– Алинька, – сказал дедушка. – Я пойду. Не забывай про нежность. Отвёртку Олегу оставь.
Дедушка ушёл, а мы принялись извлекать кассету из пасти старого магнитофона.
В школе Седов подбежал ко мне с альбомным листом, где его корявым почерком, с продавливаниями, был выведен заголовок его новой поэмы: «Шайтан-мышиная возня». По периметру листа шли жёлто-красные линии, призванные изобразить, наверное, огонь. Даже в этих линиях безошибочно угадывался седовский почерк.
– Свежак тебе принёс почитать, – сказал он. Но я была совершенно убита.
– Тим, – сказала я. – Вот твоя кассета.
В коробочке рядом с кассетой лежал аккуратный моток блестящей коричневой ленты. Олег вчера предлагал завязать бантик, я зашикала на него и отказалась.
Седов по-старушечьи всплеснул руками, забрал кассету и со всей дури меня о́бнял.
– Ты чего? – спросила я. – Я зажевала твою кассету!
– Ты дослушала до седьмого риффа! – ликовал Седов. – До седьмого риффа седьмой песни стороны «Б»!!
– Ага, – сказала я. – Седьмой рифф седьмой песни стороны «Б». Седьмой урок седьмого «Б» класса. Прямо про нас с тобой.
Седов не слышал, он задыхался от счастья и махал «Шайтан-мышиной вознёй» у себя перед носом, как будто веером. «Сие полночный бред воспалённого разума», – успела я прочесть в самом верху листка.
Придя домой, я достала из-под кровати кассету, на которую записала сторону «А», и поставила на видное место. Потом сгребла со стола другие кассеты и спрятала под кровать.
Два Евгения
Когда говорят «пошли вниз», то ясно, что имеют в виду. «Пошли вниз» – значит пошли к полю, к пойме. Пойма для Острова – это море. От неё идут метры в высоту.
В любой непонятной ситуации иди к пойме. Сядь у берега, вдохни запах подтухшей водички, полюбуйся на пиявок и людей. Пойма – твоё место силы. Она фигни не посоветует.
Сегодня знаменательный день. Наш класс проявил редкое чувство коллективизма.
Мы коллективно провинились.
После второго урока предстояла уборка школы и двора. Мы спросили классную: можно ли прийти сразу в рабочей одежде?
– А бог с вами, – ответила Елизавета Ивановна. – Приходите.
А на пороге оказалось, что нельзя. Директриса, одной рукой подперев мощный бок, другой