Вот великий размах лапы цивилизации, вытянувшейся на фоне межзвездной тьмы, вот утешение любому капитану, когда он заглядывает в бездну и надеется, что на него ничто не посмотрит в ответ. Вот звездные карты делят вселенную на «империю» и «прочее», на «мир» и «не мир».
«Кровавую Жатву Возвышения» и его капитана ждет последняя остановка перед тем, как начать обратный путь в центр их вселенной. Есть в секторе Парцравантлак станция Лсел: одна хрупкая вращающаяся жемчужина, тороид тридцати километров в диаметре, что крутится вокруг своей оси, зависнув в точке равновесия между удобно расположенным солнцем и ближайшей полезной планетой. Это крупнейшая из сети горнодобывающих станций, составляющих этот небольшой регион космоса – регион, уже ощутивший на себе касание длинной руки Тейкскалаана, но еще не ее вес.
Из спицы станции сплевывается шаттл, в несколько часов проходит путь до поджидающего золотисто-серого металлического корпуса военного корабля, передает свой груз – одна женщина-человек, багаж, указания – и возвращается невредимым. Ко времени его стыковки «Кровавая Жатва Возвышения» уже приступил к помпезному движению по вектору к центру Тейкскалаана, все еще подчиняясь субсветовой физике. Со Лсела он будет видим еще полтора дня, медленно съеживаясь, пока не станет точкой света, а потом и вовсе погаснет.
Дарц Тарац, лселский советник по шахтерам, наблюдает за удаляющимся кораблем – за его огромной дремлющей угрозой, тяжело нависшей и поглощающей половину горизонта, открытого из иллюминатора в зале Лселского совета. Для Тараца это вездесущее затмение знакомых звезд лишь очередное доказательство тейкскалаанского голода по космосу станционников. Скоро может наступить день, когда такой корабль не уйдет, а обратит ослепительный огонь энергетического вооружения на хрупкую металлическую скорлупку, где находятся тридцать тысяч жизней, в том числе жизнь Тараца, и брызнут они в убийственный холод, словно семена из раздавленного плода. Пути необузданной империи, верит Тарац, неизбежны.
Над стратегическим столом, за которым заседает на собраниях Лселский совет, не светится голограмма: здесь лишь голая металлическая поверхность, затертая множеством локтей. Тарац снова задумывается над простой загадкой, почему удаляющийся корабль по-прежнему излучает столь ощутимую угрозу, – и отворачивается от иллюминатора, возвращается на свое место.
Быть может, пути необузданной империи и неизбежны, но Дарц Тарац хранит тихий, решительный и лукавый оптимизм: необузданность не вечна, и ему об этом известно уже довольно давно.
– Что ж, с этим разобрались, – говорит Акнель Амнардбат, советница по культурному наследию. – Улетела. Улетела наш новый посол в империи, затребованный этой империей, которую, искренне надеюсь, посол от нас отвадит.
Дарцу Тарацу лучше знать: это он отправлял прошлого посла от Лсела в Тейкскалаан двадцать лет назад, когда еще был моложе и увлекался рискованными прожектами. Отправить нового посла – это еще не конец, даже если она уже вылетела на шаттле. Он упирается в этот стол локтями, как все последние двадцать лет, и опускает узкий подбородок на еще более узкие ладони.
– Было бы лучше, – говорит он, – если бы мы могли отправить ее с имаго, не устаревшим за пятнадцать лет. Ради ее же блага и нашего.
Советница Амнардбат – чей собственный имаго-аппарат, этот тонко настроенный неврологический имплантат, хранит записанные воспоминания шести предыдущих советников по культурному наследию, передававшиеся от одного к другому, – не может и представить того, чтобы говорить с Дарцем Тарацем без предыдущих пятнадцати лет опыта. Будь она сама новым членом Совета с отставанием в пятнадцать лет, то была бы калекой. Но сейчас Акнель пожимает плечами, не особенно переживая о том, что этих ресурсов лишена новая посланница в империю.
– Это ваш недосмотр, – говорит она. – Это вы отправляли посла Агавна, а Агавн за все двадцать лет службы не удосужился вернуться к нам больше одного-единственного раза, чтобы передать обновленную запись имаго. И вот мы высылаем ему на замену посла Дзмаре с тем, что он оставил пятнадцать лет назад, только потому, что Тейкскалаан потребовал…
– Агавн свое дело сделал, – говорит советник Тарац,