Девяностые были не для них. Они были для нас. Только мы, дети девяностых, могли по достоинству оценить то чудесное время. Современным детям понять нас будет сложно. Мы, например, покупали в магазине разноцветные пакетики с порошком неизвестного происхождения (про который однозначно можно было сказать лишь то, что органики там явно не было), насыпали его в двухлитровую бутылку воды, перемешивали, и – вуаля – у нас два литра сока! Но это ещё «буржуйский вариант». Народный рецепт – это пакетик, рассчитанный на два литра воды, размешать в четырёх. Получалась совсем несладкая, кислая бурда с лёгким привкусом цитрусовых. Да, это было невкусно даже нам, суровым детям девяностых, но чёрт побери, это же было в два раза больше! Приходилось пить.
Главными ценностями в то время были… барабанная дробь… Современные дети не угадают ни за что. Главными ценностями были жевательные резинки, или, как мы их тогда называли, «жевачки». И не потому что они очень вкусные. А потому что их можно было долго жевать и в них были вкладыши. И тем более, кроме них ничего и не было. Вкладыши – это серия пронумерованных картинок или фотографий. В каждой «жевачке» – один случайный вкладыш, и нужно было собрать всю коллекцию, например, с номера 1 до номера 70. «Жевачки» покупались исходя не из вкуса, а из того, кто какие вкладыши собирал. Цены на них были конские, по-другому не скажешь. Буханка хлеба стоила 1 рубль, а «жевачка» – 10 рублей.
Но с течением времени эти чудесные товары постепенно были вытеснены с пьедестала, и пустующий трон занял Он. Только так, только с большой буквы. «Сникерс». Если «жевачки» воспринимались как что-то клёвое, но все же небольшое и не очень важное, то «Сникерс» был олицетворением западных ценностей, свободы, процветания и достатка. Не каждый смертный мог позволить себе купить этот деликатес, а счастливый обладатель этой реликвии старался растянуть удовольствие потребления на как можно больший срок. Для этого «Сникерс» хранили – внимание! – даже не в холодильнике, а в морозильнике! Чтобы не пропал. Бедные советские дети, не избалованные западными излишествами, наивно полагали, что там было то, что может испортиться.
«Сникерс»! Сколько чаяний и надежд было связано с этим советским эквивалентом роскоши! А какие они были все разные! Вот тебе «Сникерс» обычный, вот тебе «Сникерс» «+ 20 % бесплатно». Обычный «Сникерс» стоил 2200 рублей, а с бесплатной добавкой – 2800 рублей. Ох уж этот период становления капитализма!
В девяностых все мальчишки – представляете, все! – играли в футбол. Причём и те, кто любил это делать, и даже те, кто этого не любил, потому что всё равно альтернативы не было никакой. Играли во дворе, безо всяких футбольных полей, в качестве ворот использовались либо стволы деревьев, либо какие-то элементы детских игровых площадок. И несмотря на такое повальное увлечение этой поистине великой игрой, способной сплотить людей самых разных кругов и уровня развития, мяч, как правило, был только у одного человека. И он был Королём. Вершителем судеб. Потому что только он решал, вынести ли ему мяч во двор и осчастливить подданных или оставить челядь прозябать безо всякой надежды на скорейшее спасение.
Это было то время, когда владелец любой иномарки считался сказочным богачом, а главной семейной ценностью и поводом для соседской зависти была даже не квартира, а ремонт. Потому что квартиры давали бесплатно, а за хороший ремонт нужно было платить. И далеко не у всех было чем.
Стоит ли удивляться, что в подобной обстановке даже мы, дети, старались заработать кто как только мог.
Мой первый коммерческий опыт был основан на жесточайшей маркетинговой эксплуатации наиболее социально уязвимых слоёв населения. Я думаю, все уже догадались, о ком идёт речь. Конечно же, о младших братьях. Это сейчас у нас всякие гуманитарные педагогики, психологии и прочая галиматья. Тогда же бесправнее младшего брата в семье могло быть только домашнее животное. Конечно, само провидение велело на этом немного подзаработать. Уж мне – так точно.
У каждого из нас был свой собственный набор ценных вещей: краски, открытки, игрушки и так далее. Имущество это охранялось хозяевами пуще глаза, и любые несанкционированные попытки завладеть чужими драгоценностями на корню пресекались обращением в вышестоящие органы. То есть обычно истошным криком звали маму. Эта локальная полиция быстро наводила порядок, с которым не всегда были согласны обе стороны, особенно