Красива ли моя Милена? Она довольно мила. Во всяком случае, достаточно привлекательна, чтобы свататься к ней без особых раздумий. Но самое главное – Милена чертовски стройна и, хотя может показаться слегка неживой, влечет меня до безумия. Удивляюсь, почему она до сих пор не вышла замуж или не завела любовника. Что? Вы полагаете, она обманывает насчет своей невинности? Возможно. Но мне почему-то кажется, что Милена говорит правду.
В первый раз, когда я увидел ее в офисе господина Полянского, она не произвела на меня впечатления. Обыкновенная молодая женщина в строгом синем платье, которое прикрывало колени, но не могло скрыть точеную фигурку. Фигурку я оценил сразу. Сама же бабенка показалась мне мымрой.
– Итак, начнем работать, – сказала мымра таким тоном, будто я что-то нарушил уже одним своим существованием.
Она положила перед собой распечатку отредактированного… правильнее сказать, написанного мною заново отрывка создаваемой книги. Эту книгу моими пальцами и мозгами пишет Марат Маратович, Миленин папаша. Он кидает сырье, прямо скажем, не самое качественное, а я доказываю всему миру, что Марат Маратович является родственником стародавнего князя Ивана Ивановича Пристромова (кстати, я тоже Иван Иванович), славного государева мужа доекатерининских времен. Ну, и как бы следует само собой, что господин Полянский – тоже князь.
Я все-таки посягаю на толерантность своего характера: холодный прием, как мне почудилось вначале, надменной тетки меня не сильно взбесил. Это нельзя назвать высокомерием представителей высшего класса. К чашке кофе на причудливом столике, вровень с которой я себя позиционировал в тот день, нельзя относиться заносчиво. Просто пришел никто, сделал то, что должен был сделать, и ушел. А Милена… она так и сказала: «Меня зовут Милена. Обращайтесь ко мне только по имени», допьет свой кофе, как только уйдет никто.
– Неплохо, – сказала тетенька, после того как внимательно, сделав пару небесспорных правок, прочитала мою историческую вещицу. – В целом затея мне не нравится, но это уже не к вам. Вы справились блестяще.
– Благодарю вас, Милена Маратовна, – ляпнул я по неосторожности.
– Я же просила вас, – проговорила она с упреком.
– Простите. Больше этого не повторится.
Я собрался было восвояси; уже рот открыл, чтобы вежливо распрощаться с дочерью Марата Маратовича и ждать от него очередной отрывок… как вдруг услышал нечто невероятное.
– Вы не хотели бы сегодня вечером сходить со мной в оперу? Так вышло, что я вынуждена идти одна. Мне это не совсем по душе, но и премьеру не хотелось бы пропускать.
Вот тогда-то я и почувствовал в себе первые поползновения: а что, подумал я, было бы неплохо овладеть этой Миленой. В интимном смысле. Такого экземпляра в моей коллекции еще не было.
– Вы вправе отказаться. Ничего страшного.
– О, конечно, я пойду с вами в театр! С удовольствием! – сказал я правду и тут же солгал: – Я люблю оперу.
Милена пришла в Большой театр в чулках… О, конечно, это могли быть такие колготки… Но что-то мне подсказывало: рядом со мной в партере Государственного академического Большого театра России, локоток к локотку, сидит молодая женщина в нейлоновых чулках.
– Вам нравится? – слегка подалась она ко мне.
– Нравится ли мне? – таким же шепотом переспросил я. – Это не то слово, Милена! Я счастлив! Спасибо вам!
Она продолжила наслаждаться искусством. А я смотрел вперед – туда, где тоненько и нечленораздельно выводила свою партию великая оперная певица, – смотрел с одухотворением на лице и нерастраченной тяжестью где-то там внизу и думал: не слишком ли откровенный бросил взгляд на эти винтажные ножки со стрелками, когда подходил к Большому театру, и не сглотнул ли минуту назад с ощутимым дыханием, когда прошептал ей, что счастлив?
После спектакля Милена предложила пройтись. Она со знанием дела говорила об оперном искусстве – я легко превратился в благодарного слушателя и своими краткими, но ловкими репликами доставил спутнице удовольствие.
С каким тайным наслаждением шел я рядом с Миленой в тот упоительный московский вечер!
2
Человек я обыкновенный. Вполне себе заурядный. О, нет, я не преуменьшаю свои достоинства и на комплименты не набиваюсь. Вообще об этом мало задумываюсь – кто я, что я… Живу себе и живу. И, кстати, не буду спорить, если кто-то станет утверждать, что я помешан на интимных отношениях. Помешан, не помешан – для меня степень этого моего безумия не имеет никакого значения. Да, наверное, плотские утехи больше каких-либо иных сущностей тревожат мой разум, тело и, вполне вероятно, подсознание. Я думаю о женщинах очень часто. Постоянно. Всегда. В минуты жестокого томления плоти какие только похабные мысли в отношении известных мне представительниц слабого пола и прекрасных уличных незнакомок не приходят в голову! Знали бы они, эти девушки и молоденькие женщины, чего я с ними