Он прошел к стойке, где получил свои вещи, отнятые при задержании. Просмотрел, убедился, что все на месте. Застегнул на левом запястье ремешок часов. Сунул бумажник в карман. Кивнул меланхоличному сержанту за стойкой и проследовал по коридору к выходу.
Он остановился на крыльце, прищурившись на солнце. Вдохнул воздух, наслаждаясь запахом моря, пыли и свежести – того, чего ему так не хватало в камере три дня, в течение которых он был задержан.
Француз сдержал свое слово – обвинение Борису не предъявляли, подозрения были сняты. Его продержали под арестом ровно столько времени, сколько нужно было для проверки представленных фактов. Ну и, вероятнее всего, Женере надавил на какие-то рычаги, чтоб государственная машина ворочалась быстрее.
Пиликнул клаксон. Борис не обратил внимания. Звук повторился. Комбат повернулся и увидел машину, из которой выглядывала очень знакомая физиономия.
– Привет, Александр, – сказал Рублев, подойдя и протянув руку.
Бывший «солдат», а ныне правая рука французского бизнесмена чинно ответил на рукопожатие и кивнул на машину:
– Садись, Борис.
Рублев открыл заднюю дверцу и устроился на сиденье возле Женере. Тот улыбнулся:
– Ну вот и все. Закончилась эта глупая эпопея.
– Наконец-то. Я очень рад, – искренне сказал Рублев.
Женере хлопнул Александра по плечу. Тот двинул машину с места. Француз некоторое время молча смотрел в окно, потом сказал:
– Тебе надо уезжать отсюда. Как бы там ни было, но никто не станет тебя терпеть в Сочи сейчас. Даже с поправкой на то, что ты все-таки не оказался злодеем. Герои – они нисколько не менее разрушительны и могут рассчитывать на любовь к себе только в кино.
– Я знаю, – пожал плечами Борис. – Мне примерно то же самое сказал следователь. Только в более «доходчивой» форме.
Женере рассмеялся, представив себе, в какой именно форме подавалась информация.
– Да нет, без рук, – пояснил Комбат. – Это же не тогда говорили, когда меня только что задержали, нет. Это буквально вчера, когда уже было понятно, что отпустят.
– Так вот, послушай умных людей и вали отсюда подальше. И желательно, чтоб тебя некоторое время вообще нигде не было видно. Ты же понимаешь, что истории подобного рода просто так не кончаются?
– Угу, – мрачно ответил Рублев.
Тут и правда стоило задуматься. Истории, завязанные на большие деньги, никогда не имеют положительного исхода. Да и те, кто эти деньги потерял, не склонны прощать убытков. Если кто-то далеко отсюда решит, что Борис должен ответить, то ему не поможет никакая конспирация. Но, с другой стороны, если он просто пропадет из виду, меньше будет поводов вспоминать, что где-то есть человек, ставивший палки в колеса богатым коммерсантам.
– Значит, делаешь так: возвращаешься в Москву – и пропадаешь бесследно. Вот, это тебе премиальные от нашей фирмы, – француз залез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда конверт – по виду совсем тоненький. – Загляни.
Борис взял, заглянул. Там лежала пластиковая карточка.
– У нас на дворе век высоких технологий, так что не будем заниматься чеками и купюрами. Здесь – счет на предъявителя с некоторой суммой денег. Код от карточки – вместе с ней, на бумажке. Снимай деньги с этого счета, переводи куда вздумается… они твои.
– Интересно. А за что мне это? Я, кажется, на вас работать не нанимался.
– Но вы помогли, причем весьма существенно. Думаю, будет очень несправедливо обделить вознаграждением такого человека.
Покачав головой в знак того, что оставляет это целиком на совести француза, Комбат положил конверт с вознаграждением во внутренний карман пиджака. Деньги никогда не бывают лишними. Он-то сейчас не бедствует, но предстоит большая возня с переездами.
Они приехали в гостиницу. Рублев вылез из машины, коротко махнул рукой, прощаясь с теми двумя, кто в ней сидел, кто в недавнем прошлом был его соратником. В ответ раздался сигнал клаксона.
Борис вошел в разгромленное фойе. Сейчас, после того, как отсюда вымели весь мусор и начались восстановительные работы, оно не казалось чем-то страшным и не производило впечатления помещения, ставшего жертвой мировой войны. Но запах дыма все еще оставался и царапал горло. Комбат подумал, что его-то как раз выветрят не скоро. Сквозь самую вонючую краску, сквозь дорогие освежители воздуха – сквозь все это будет пробиваться неистребимый горький привкус гари. И вместе с гарью в холле будет присутствовать привкус страха и боли.
От администраторской стойки неторопливо и внушительно, словно айсберг на «Титаник», надвинулся охранник. На его лице было презрительное выражение. Все правильно – героев никто не любит. Даже тех, кто на самом деле помог и выручил. Таких не любят просто на всякий случай.
– Вы чего-то хотели? – холодно спросил охранник.
– Вещи забрать, – невозмутимо ответил Борис. – Я уезжаю.
Охранник неприязненно