Кафан рванул на себя руку из-под подушки.
Рот кавказца открылся, как лоток в мусоропроводе, но Шуба врезал прежде, чем оттуда вылетел хотя бы звук. Голова упала на подушку, из носа вылетела какая-то дрянь, веки опять наехали на глаза, на лбу над переносицей расплылся розовый след в виде какого-то иероглифа. Это как знак качества: Шуба работал с гарантией.
– Нормально, – шепнул Кафан, показывая тугой бумажник. – Сгоняй за рюкзаками, встретимся в девятом вагоне, в нерабочем тамбуре.
На бумажнике тоже была нарисована баба с клунками и стояли буквы GUCCI. Внутри, кроме дюжины медицинских рецептов на имя Картадзе И. А., направления на флюорографию и нескольких детских фотокарточек Кафан и Шуба обнаружили восемьсот тысяч российскими и двести пятьдесят долларов мелкими купюрами.
– То, что доктор прописал, – заулыбался Шуба.
Они пошли дальше. В девятом купейном вагоне оба туалета были открыты и работали. Кафан осторожно приоткрыл дверь последнего купе, увидел спящего мальчишку лет пяти и рядом его мамашу в бигудях. Это явно не то.
Зато в восьмом вагоне.
В восьмом вагоне был ресторан, и он, как ни странно, работал – там пахло свежей аджикой и крепким бульоном, а за дальним столиком похмелялись два раздетых по пояс волосатых армянина. Из кухни показался бармен в накрахмаленной рубашке, крикнул:
– Закрываемся, все! У нас спецобслуживание!
– А у нас с другом как раз спецталоны завелись! – крикнул в ответ Шуба, доставая из кармана десятидолларовую бумажку и махая ею над головой.
Кафан матюкнулся под нос. Ишак нюхал этого Шубу, дурня, ну, честное слово. Кто же тратит доллары, которые еще даже не остыли от руки прежнего владельца?
Но менять что-то было поздно: десятка в одно мгновение перекочевала в карман бармена, Шуба уже прилип к стойке и нетерпеливо перебирал ногами, тыкал пальцем в меню и громко нес какую-то чушь из серии «Армянское радио».
– По сто пятьдесят сделаем? – обернул он сияющее лицо к Кафану.
Тот махнул рукой: делай, как знаешь.
Через минуту места разговорам уже не осталось, степные курьеры молча сосредоточенно потели над рублеными котлетами по-кубански и над пузатым графином, на дне которого плавали две перекрученные лимонные корки. Гулять так гулять, шло бы все в задницу.
Первый раз Жора проснулся, когда Инга натягивала на себя короткие желтые шорты, и из кармана у нее просыпалась мелочь. Она включила малый свет, села на корточки и собирала деньги, напевая что-то под нос, а ее голая грудь висела буквой".
Инга поймала Жорин взгляд, улыбнулась, сказала:
– Через десять минут Кореновская, котик. Отшумела роща золотая…
Жора тоже улыбнулся и закрыл глаза.
Когда он проснулся второй раз, Инги уже не было, свет горел по-прежнему, а со столика исчезла бутылка «Дынной». На часах 03.10. Жора приподнялся, чтобы дотянуться до выключателя – в этот момент Леночка вскрикнула во сне. Он подошел к ней, поправил съехавшую простыню, снова