Но начальство не любило улаживать скандалы после «недостаточно обоснованного массового кровопролития» и «неоправданных актов чрезмерной жестокости» патрульной службы. Поэтому сержант одернул кренера.
–– Еще один лишний труп до конца месяца и я урежу тебе жалование. А если трупов будет больше десятка, как ты любишь, то сниму с довольствия на неделю.
Юп недовольно запыхтел, но любимый тесак спрятал в чехол из бараньей шкуры. С чего размахивать в этой сырости хорошим оружием, если убивать все равно не придется.
Чехол для тесака Юп сам любовно сшил из конфискованной у контрабандистов овчины. Первые дни, вставляя в него тесак, он наносил на него немного бараньего жира. Это защищало оружие от сырости и придавало ему красивый блеск.
То, что бараний жир придавал оружию прогрессирующую вонь, Юпа ни сколько ни беспокоило.
Кренер достал из кошеля на поясе сушеные рыбьи хвосты и начал их увлечённо грызть. Это помогало отвлечься от неприятных мыслей.
Но сержант твердо решил испортить подчиненным настроение.
–– А ну, стоять смирно, обалдуи неотесанные, мордовороты безголовые, присланные мне Святой Юхой за грехи молодости! Слушайте приказ его светлости коммерпринца.
Сержант выудил из-за пазухи сильно помятый документ, написанный каллиграфическим почерком на дорогой гербовой бумаге.
Лавочник Иза говорил, что такая бумажка, если чистая, стоит как половина жалования сержанта. Но, уж если писцы коммерпринца ее уже замарали, то продать ее точно не получиться.
Поэтому отношение к бумаге у командира патруля не шибко почтительным. Он прищурил левый глаз и, держа приказ в вытянутых руках, начал вещать, подражая манере придворных глашатаев:
«Мы, Светлейший правитель Пограничья, покровитель всего доброго и попиратель всего дурного, гарант защиты жителей гор и долин он порождений бездны, опечалены!
Наша патрульная служба не чтит законы человеколюбия. Проливается кровь гостей нашего государства без доказательства вины либо за вину малую, смерти недостойную.
Доброе имя нашего края пятнают акты насилия, рисуя народу Пограничья личину кровожадного зверя, не чтущего законов гостеприимства.
Посему, всем стражам и патрульным отныне приказываю избегать кровопролития. Оружие применять только в крайнем случае. Проявлять человеколюбие и гуманность.
Нарушителей по мелким провинностям поучать добрым словом. За нарушение порядка взымать штраф, а если виновный платить откажется, то направлять его в долговую тюрьму для исправительных работ.
При всяком убийстве во время исполнения службы командирам писать пояснительные письма и передавать в канцелярию.»
–– Поняли, обалдуи? Из-за того, что вы контрабандистов режете, а не штрафуете, у нас торговля хиреет и казна пустеет. Поэтому, если еще кого-нибудь прикончите, мне придется письмо в канцелярию писать.
Писать сержант очень не любил. Ему проще пол дня орать на подчиненных или бить их по мордам, чем написать одну страницу.
–– А если письмо им не понравиться, то жалование порежут и мне и вам. Понятно, дуболомы?
–– Оно то понятно – пробурчал Юп. – Но скажи, командир, если поймаем перебежчика с запретными артефактами за перевалом, то что с ним делать то? Денег у них ни шиша не бывает. Штраф не возьмешь! Что нам этих кряховых выродков до тюрьмы конвоировать? Может их еще и кормить по дороге?
–– Ты дураком не прикидывайся! Если кого одного заперевалом поймаем, то можно и в расход пустить. Никто о нем не узнает. А если целая шайка поймается, или торговцы рядом идти будут, то придется конвоировать. И блюсти при этом все требования гуманности!
– Хью перхд ча пернад!– начал ругается на родном языке кренер. Это ча пернача прерха!
Тут же заворчал весь отряд. Никто не хотел вести несколько дней пленных контрабандистов через горы. Те постоянно будут пытаться сбежать. Могут и подрезать кого из конвоиров или порчу навести, если какой-нибудь артефакт припрячут.
–– Тихо, растопчи вас крях! Сейчас идем в казарму. Ярго, получишь у интенданта пайки на неделю. Остальным собраться. Пойдем в дозор к Мокрому ущелью. Там похоже огнелюбы новую дорожку натоптали.
Ярго, низенький сбитый ветеран с седыми усиками, кивнул и отправился за довольствием. Он был доверенным сержанта по всем материальным вопросам. У интенданта ему не втюхают плохие продукты или обмундирование.
Ярго знает, какую часть пайка можно продать, чтобы и на кормежку хватило и сержанту денежка сверх жалования перепала. Себе он тоже долю оставлял по чину. Если сержанту за месяц могло прилипнуть к рукам пять или шесть серебряных монет, то себе Ярго оставит одну или две.
При этом ветеран был честным человеком. Он жил по законам, которые никто не писал, но все патрульные их знали. Из того что выдавалось казной на содержание службы часть оставлял у себя бригадир патрульной службы, часть – интендант, и часть прибирали к рукам сержанты.
Если у контрабандистов конфисковали